Второстепенный: Плата

Концепция миллиарда для людей, только-только научившихся делить и умножать, тогда была непостижима.

- Да. Очень много. На момент моей аварии нас осталось всего двести тридцать восемь.

- Ты говорил, что ваши дети растут на дереве и что их гораздо больше, чем на родине. Быть может, это знак? Знак, что нужно принять судьбу и расстаться с бессмертием?

- У нас нет богов. Мы не верим в знаки. Мы верим в разум и волю. А разум у нас один на всех, – под настойчивым взглядом ему пришлось сдаться и кивнуть. – Но я поговорю с Владыкой и Судьями… Если они остались…

С накатившей тоской и тишиной там, где раньше был нескончаемый шёпот, помогли справиться сочувственные человеческие объятия.

- И обратно вернуться на звезды вы не можете… Что ж… Это точно по моей части… – тяжёлый вздох. – Однако тогда вам придётся играть по нашим правилам. Это означает, что за спасение вам придётся заплатить. Здесь по-другому не бывает. И ещё…

- Что?

- Великую Мать не следует злить, её следует чтить. Справлять праздники, проводить определённые ритуалы, приносить жертвы. Я научу и покажу, конечно же. Она милостива, как всякая мать. Научитесь жить как её дети и играть с ними в одни игры – и она примет. Однако остальная небесная семья ревнива и жестока. До нашей с тобой встречи ей принадлежало всё во мне, а ты… Ты заполнил собой всю мою душу. Богам это не понравится, а это значит, что что-то может пойти не так…

Конечно, всё пошло не так. Первый жрец был торжественно принесён в жертву на весеннем празднике, и это сделало того исследователя несчастным навеки, толкнуло в смертельный сон. Саженец с детьми был срублен Альвахом, когда Изначальных осталось всего двое. Вместо уснувших бессмертных тел их душам достались человеческие, отчего все духи взъелись на них и принялись нашёптывать жрецам и друидам о звёздной природе волшебства, что породило несколько войн и очередную ссору между богами и их первым жрецом. Но они всё ещё здесь, они крепко вросли в эту планету, а обожествлённый человек Великой Матери заслужил их благодарность, восхищение, уважение и любовь. Любовь, которую почти всю забрала себе одна-единственная душа их народа, простой разведчик и исследователь, ныне Седьмой из бруидена Гвалчгвин.

Седьмой сполз с каменной горгульи, уступив место другому, устало прислонился к стене, запрокинул голову, взглянув на луну, и хрипло захохотал. Объединение разумов не дало прорвавшимся воспоминаниям затмить рассудок. Память упорядочилась, встала в стройную линию. Он, наконец, сумел разглядеть закономерности и ключевые точки. Вспомнил даже злополучный гребень, проклятье которого затмило взгляд. И лицо того скифа, которым родился первый жрец. Вадим ошибся, думая, что это была женщина. Тогда все жрецы Аргимпасы носили женские одежды и украшения. Такая уж у них была форма. Гребень же был вовсе не свадебным даром. Он предназначался для побратима! 

Впрочем, первый жрец, как и эльты, перерождался то женщиной, то мужчиной. Седьмой после проклятья гребня не узнавал… и убивал. Убивал собственными руками, порой напевая песнь жертвоприношения на алтаре Великой Матери. А потом понимал, кого убил, и уходил следом, не выдерживая поступка. Почему-то женщина из первого жреца часто получалась жестокой и циничной, а вот из мужчины чаще выходил милосердный целитель. Как Вадим и Валентина…

Где-то в глубине Седьмого застонал Корион Хов – и забился, продираясь наружу. Вадим и Валентина!

- Наконец-то, – проворчали Владыка и Судья, подавая алхимику руки. – Мы уже думали, что опять не догадаешься.

Корион осознал себя глядящим на порхающих каменных горгулий, с которых эльты слетали к укрытыми щитами людям и пытались обезвредить их оружие. Получалось плохо – люди принесли с собой не только ядерные заряды и ружья, но и гранаты. Корион покачнулся и заторопился вниз со стены.

- Где Волхов?

Фогруф моментально осмотрели и у клуатра заметили неподвижное тело, мальчишеское, щедро присыпанное каменной крошкой и пылью. Корион выругался и кинулся в замок.

Неужели он опять всё понял слишком поздно?

 

Глава 17. Солнечный жар

Мозаичные полы, покрытые мелкой крошкой и пылью, были неожиданно уютными и удобными. Внутри меня разгоралось странное пламя, жаркое, солнечное. Оно было привычным, родным, знакомым до последней искры. Как будто бы оно горело во мне всегда, но до этого момента просто пряталось в надёжную каменную печь. Сейчас же печь с грохотом разрушили, и огонь вырвался наружу, запылал во всю свою мощь, наполнил каждую клеточку и жилу сиянием. Было жарко, а земля приятно холодила лицо и тело, даже впившийся в бок камень не мешал. Шевелиться не хотелось. Казалось, стоит только двинуть пальцем – и всё это текущее вместо крови сияние вырвется наружу. Да и в целом состояние не вызывало позитива. Не физическое – душевное.

Долго прохлаждаться мне не дали – под ухом раздалось эхо шагов, кто-то большой и сильный сел рядом, осторожно отодвинул кудряшки.

- Вадим! – выдохнул Корион и, аккуратно проверив позвоночник, подхватил на руки. – Вадим, очнись!