Второстепенный: Торг

Я скользнула дальше по коридору, за дверь. Спину сверлили любопытные взгляды. Хов спокойно зашёл следом за мной и бросил на стены искру заглушки. Я даже узнала сочетание знаков: РуДи, Разумник и Слово. Приятно осознавать, что время в Фогруфе потрачено не зря. Теперь я буду знать, какое именно заклинание в меня летит. Только защититься не смогу.

Профессор расстегнул воротник, уселся в кресло за столом и похлопал по коленке. Я бросила почтальонку на стул, дёрнула пуговицы, распахнув рубашку, и подошла. Прохладная рука развернула меня спиной, прижала к груди и скользнула под майку. Я вздрогнула.

- Вы каждый раз дёргаетесь так, словно вас ножом режут, - заметил профессор, накрыв левой ладонью солнечное сплетение. Пальцы правой скользнули по шее и нащупали седьмой позвонок.

- Это вы виноваты. У вас руки холодные, - буркнула я. Жар плавно разливался всё дальше и охватывал уже не только лицо с ушами, но и шею. – Прямо как лягушки.

Профессор хмыкнул. Дыхание пощекотало ухо. Вниз по спине побежали мурашки. Дрожащая глубоко внутри струна дёрнулась и запела, и каждая клеточка тела запела вместе с ней от тягучего удовольствия. Я поперхнулась словами и замолчала. Да, интимность процесса просто зашкаливала.

Магическая школа, несчастная больная главная героиня, которую могли спасти только объятья горячего декана, слияние аур. Любая попаданка визжала бы от восторга, попади она в такую ситуацию. А я сгорала от испанского стыда за себя. Тело тринадцатилетнего мальчика могло расположить к любовным играм только педофила, к коим, слава всем богам, профессор Хов не относился. От подобной ситуации он испытывал что угодно, но только не позитив. Можно было бы пожалеть наши нервы и ходить к целительнице Элизе. Да только при первой же её попытке мне помочь организм выдал такой жёсткий выброс, что бедняжку отшвырнуло в противоположную стену. Никто больше рисковать не захотел.

- Мистер Волхов, не зажимайтесь, - устало попросил декан. – Ваши реакции абсолютно нормальны. Просто расслабьтесь.

- А вы не могли и дальше делать вид, что ничего не заметили, да, сэр? – огрызнулась я. Внутри всё напряглось, как перед взрывом, и Хов тут же зашипел змеей.

- Меньше эмоций, дурной мальчишка!

Я глубоко вздохнула в попытке успокоиться. Удалось плохо – досада и откровенное неудовольствие мужчины гуляли по коже мелкими острыми иголочками.

- Уж кто бы говорил, сэр. Я же чувствую, что вам неприятно… Ого!

Чужие эмоции отрезало так резко, словно их захлопнули за толстыми свинцовыми дверями. И голос у профессора стал ровным и спокойным-спокойным.

- Лучше?

- Да, спасибо, сэр, - я наконец-то расслабилась.

- Чудесно. А теперь вдох и выдох… Пургатиос!

Всё, что дрожало и распирало, хлынуло от ладони Хова по позвоночнику, ударило в макушку пьянящим удовольствием с отчётливым вкусом глинтвейна. Меня выгнуло дугой, изо рта вырвался щенячий скулёж, в глазах вспыхнули звёзды. Заклинание прокатилось по жилам, выплеснулось в пространство - и я растворилась в невероятном облегчении. Исчезла головная боль, гудение замка, вибрация в костях - исчезло всё, что мучило последние трое суток. Наверное, то же самое испытывают роженицы, когда ребёнок наконец-то их покидает и боль исчезает.

Тело, непослушное, чужое тело повисло в мужских руках безвольной тряпкой. Сквозь пелену лёгкости до меня пробилась сдавленная ругань профессора. Он встал, перехватил мою тушку удобнее и полетел куда-то прочь из кабинета. И было восхитительно безразлично, куда меня несут.

На лицо упало тепло, расцветило алым закрытые веки. Ноздри пощекотал восхитительный аромат роз – мы пересекли клуатр. Затем раздался мерный каменный стук и подъём вверх – лестница. Профессор вошёл в башню бардов.

Перед тем как долгожданный сон накрыл с головой, я услышала обеспокоенный голос Абигора. Но сил вычленять смысл английских фраз у меня уже не осталось.

*   *   *

Отвратительное настроение давным-давно было перманентным состоянием Кориона, но в последние два месяца от него шарахались не только ученики, но и коллеги, и даже келпи.

Казалось бы, лазутчиков Сопротивления нашли, циклогенератор строится, сиды очищены и безопасны, аура вновь цела и больше не отзывается болью на каждое колдовство. Живи да радуйся. Но Корион Хов не был бы собой, если бы у него не было никаких неприятностей.

Во-первых, Волхов. После неудачного побега мальчишка два дня бился в истерике. Слёзы лились сразу же, стоило только его глазам открыться, и практически одновременно с этим следовал взрыв злости. Впервые за двести лет Аунфлаи открыли темницы – только их стены смогли погасить магические всплески разгневанного иномирного друида. Тогда-то Мерфину и пришла в голову чудесная идея воспользоваться состоянием ребёнка и навязать ему сотрудничество. Поэтому в первый же день, когда Вадим очнулся за решёткой и задохнулся от паники, Корион схватил его в охапку и зашептал:

- Волхов, вы не пленник. Это лишь до того, как вы успокоитесь.

Вадим дёрнулся.

- Это что, тюрьма? Они посадили меня в тюрьму?!