Вторую жизнь не выбирают (СИ)

— Не мое. Просто все это очень подозрительно. Вы подозрительны, мисс Грейнджер. Уж больно ловко у Вас получается оказываться в гуще событий. А иногда Вы будто знаете чуть больше, чем должны бы знать.

— Поверьте, сэр, оказаться в гуще событий с оборотнем я хотела меньше всего. И даже не предполагала такую возможность два дня назад. Могу клятву дать.

— А насчет всего остального тоже можете дать клятву?

— Я не понимаю, о чем Вы.

— Почему сова Блэка носит Вам подарки?

— Это тоже не Ваше дело, сэр, но отвечу: так как мы общаемся с Гарри, он познакомил меня с крестным. И Сириусу понравился стиль моих писем. Мы переписываемся. А почему подарки носит — могу только предположить. После стольких лет несправедливого заключения ему хочется немного покутить. И он тратит денег больше, чем это нужно. Просто для удовольствия.

— Сириус… как мило, — сколько яда в голосе.

— А что?

— Да так, удивительно, как быстро некоторые магглорожденные волшебницы усваивают реалии магического мира и как ловко они устраиваются.

— И в чем же заключается ловкость?

— А Вы вспомните, что говорили Драко Малфою еще на первом курсе, про грязнокровок, про то, насколько важна в магической Англии фамилия…

— Пффф, — я развеселилась, — Вы что, решили, что я хочу за Блэка замуж?

— А что, мисс Грейнджер, богатый наследник, последний в роду, никто не будет возражать против невесты-грязнокровки…

— Это Вы просто с портретом леди Вальбурги не знакомы, — черт, развеселилась и забыла про осторожность.

— А Вы откуда с ним знакомы, уж не скрывайте, сделайте милость.

— Из писем, профессор, я же сказала, мы переписываемся. И замуж за Сириуса я не собираюсь, поверьте, — так и тянет спросить: «Вы что, ревнуете?» Но реакцию на такое я даже не представляю.

— И за кого же тогда, за Поттера? — с ненавистью выплевывает Снейп.

— Я что, так похожа на корыстную невесту? Мне четырнадцать. И Вы сами назвали меня грязнокровкой. А в мире магглов никто так рано о замужестве не думает. Знаете что, сэр, если какая-то Ваша знакомая магглорожденная когда-то устроилась в магическом мире именно так, это еще не значит, что все остальные такие же! — я окончательно выхожу из себя.

— Да что Вы можете в этом понимать?! Не стоит себя считать самой умной, мисс Грейнджер, это далеко не так.

Сейчас в его голосе слышится настоящая ненависть. Он продолжает:

— И Вы знали, что Люпин оборотень…

— Да ладно, профессор! Вы смеетесь? Думаете, после Ваших таких тонких намеков хоть кто-то в этой чертовой школе не знал? Для этого нужно быть слепоглухонемым, а у нас таких не числится!

— Как ни удивительно, кроме слизеринцев до сих пор мало кто в курсе. Но их мнение никому не интересно. А вот Вы знали и никому не сказали, почему?

— Во-первых, откуда Вам знать, сказала или нет? Во-вторых, какая разница? Все в этой школе решает Дамблдор.

— Директор Дамблдор, Грейнджер.

— Конечно, профессор Снейп, сэр, — кажется, он специально меня доводит, рассчитывает, что я выболтаю что-нибудь полезное, — теперь разрешите идти?

— Сидеть, мисс Грейнджер, — указывает взлядом на красную стеклянную пирамидку, прижимающую к столу кучу пергаментов, — Вы знаете, что это такое?

— Пресс-папье?

— Этот артефакт определяет ложь. Чем больше лжи, тем краснее она становится. Вы слишком много врете, мисс Грейнджер. Само по себе это нормально для студентов, которые хотят скрыть свои мелкие грешки, но в Вашем случае возникает слишком много вопросов.

— Профессор, мне горько признавать, но это что-то нездоровое. Вот у Люпина склероз, раз он забывает пить жизненно важное зелье, а у Вас паранойя.

Перехожу на личности, но сколько ж можно? Пусть хоть все баллы с факультета отнимает, мне все равно. Пауза затягивается. Снейп явно пытается что-то для себя решить.

— Простите меня, мисс Грейнджер… Легилименс!