Вторые Руки

У дверей, продолжая держать одну руку на выключателе, стоит крепко сбитый мужчина лет тридцати пяти — сорока в крахмальной сорочке с расстегнутым воротом и полураспущенным, сбившимся набок галс­туком. Дорогие брюки, лаковые штиблеты, а пиджака почему-то нет. На поясе — мобильный телефон. Стрижка ежиком, трехдневная ще­тина; на лице, хранящем следы длительного кутежа, неожиданное, по-детски удивленное и радостное выражение.

Блин  Поприколу(на всю лавку). Круто! А паца­ны, козлы, еще заходить ломались...

В общем шуме прорезается неприятный метроном — сухой, отчетли­вый. Лавочник, словно очнувшись, подходит к выключателю, с которо­го новый посетитель уже успел убрать руку, и гасит общий свет.

Блин Поприколу. Блин! По приколу!

Лавочник. Очень приятно. А я — Лавочник.

Блин Поприколу(не понимая). С чего это тебе приятно?

Лавочник(вежливо, но с едва заметной иронией). Ну вы же представились? В ответ я как вежливый чело­век и хозяин лавки...

Блин Поприколу. Я?! (Внезапно сообразив, начи­нает заразительно хохотать.) А что! В самое темечко! Такого погонялова у меня еще не было. Блин Поприко­лу... (Пробует слова на вкус.) Это ты, мужик, верно под­метил. Молоток! Слышь, может, по новой врубим? Мне по кайфу. Клевый бардак...

Лавочник. Лучше не надо. Хватит. Желаете что-нибудь приобрести?

Блин Поприколу. Я?! В твоей помойке?! (Его снова разбирает смех.) Ну ты хохмач, я погляжу! Нет уж, сам разный хлам покупай. Я себе прикид уже отхватил.

Лавочник(указывает на сорочку с галстуком). Вот это?

Блин Поприколу. Хренушки! Это мое старое. Родное. А местный прикид из спецзаказа сегодня с ку­рьером обещали. От Версаче. Новье! Эксклюзив! Пол­ная предоплата! Ты втыкаешь, кто такой Версаче?! Счи­тай, все бабки на него запалил. Зато теперь оторвусь по полной! Надоел этот совок, просто вилы... Все, гуляй-малина: тиффози, мафиози, пицца, чинзано, текила! Вилла у моря. Телки: Клаудия Шифер от зависти сдох­нет. Вместе с этим... С Ди Каприо. Точно, кинопродю­сером заделаюсь. Канны, «Оскары», все звезды — мои. С детства киношку любил. Значит, сам снимать буду: по понятиям, без туфты. Не как ихние Феллини, блин!

Умолкает. Начинает шляться меж рядами стоек с одеждой. Трогает одно, другое, скептически кривится, хмыкает.

Блин Поприколу. А к тебе я от фонаря зашел. Приколоться. Братва не понимает, ну и фиг с ней, с бра­твой. Им сауны подавай. Тошнит меня от саун... У тебя весело, а в сауне скучища: жара, водка... Бабы мельте­шат, козы драные... (Останавливается возле потертой кожаной куртки. В искреннем восхищении.) О, куртяк! Классный куртяк! Слышь, хозяин, примерить можно?

Лавочник. Пожалуйста.

Блин Поприколу натягивает куртку. Шарит глазами в поисках зерка­ла и, не найдя, уходит за кулисы. Почти сразу возвращается, с натугой выволакивая огромное ростовое зеркало в деревянной раме. Ставит сбоку у стены, начинает смотреться. Принимает боксерскую стойку, пританцовывает, уклоняясь от ударов, потом проводит ответную серию, едва не разбив зеркало. Слышны шлепки кулаков в перчатках, злой голос: «Брэк! Брэк!» Шум зала, шум улицы, что-то падает, разби­вается, истошный женский визг. «Я тебя на счетчик ставлю, понял? Нет, ты понял, сука?!» Выстрел. Блин Поприколу перестает скакать. Снимает куртку. Вешает на место.

Блин Поприколу. Нет, не мое. Мелко плавал пацан. Да и зарвался. Таких учить — святое дело, а я ученый. (Окидывает взглядом ближайшие вещи.) О, кимонуха! Я в школе на карате ходил. Черный пояс? Круто! А ну-ка...

Уже не спрашивая разрешения, берет куртку от кимоно — старую, за­стиранную, местами порванную и грубо зашитую. Надевает поверх рубашки, подпоясывается черным поясом. Криво ухмыляясь, изображает каратиста. Качается лампа на шнуре.

Сквозняк.

Ритмичные выкрики: «Ичи! Ни! Сан! Ичи! Ни!..» На каждый счет — ответный рев группы: «...иай! ...ай!» Взрывается команда: «Хаджимэ!» Блин Поприколу отскакивает от зеркала, перемещается по авансцене, ведя «бой с тенью» — без прыжков, быстрыми скользящими шагами. Проводит два-три удара ногами, отступает. Слышен шелест плотной ткани, «мясные», сочные звуки, яростный выкрик «х-ха!» Блин По­приколу сгибается пополам, хватаясь за живот, сотрясается всем телом, как от мощной серии ударов, обеими руками закрывает лицо — и падает. Судорожно срывает пояс, куртку... С минуту стоит на четве­реньках, переводя дух, потом встает, очумело мотая головой.