Вторжение

Мальчишка бросил мешок мне под ноги и молниеносно сквозанул к деду, по пути нарвавшись на подзатыльник от одного из стражников, от которого, впрочем, на ходу увернулся, продемонстрировав великолепную реакцию.

— Какой шустрый малый, — вздохнул Скоггерд над ухом. — Я тоже таким был, перед тем как в роту ушел.

Я равнодушно повел плечами. Если человеку от меня что-то надо, пусть поработает, напряжется, почувствует вкус победы.

Скоггерд немедленно сменил тему:

— Любопытный у вас меч, фер. Даже не слышал о таком. А ножны еще интереснее. Что у них за застежки?

— Магнетит. — Пожал плечами я. — Кристаллы такие в горах копают. Да и не в горах, думаю, — тоже. Не знаю, как тут называются. Те самые, что сталь притягивают.

— О! Умно! Силен мастер, вон до чего додумался! — восхитился изобретением старший вахтер. — Дорого меч обошелся, коли не секрет?

— С какой стороны взглянуть. Так, дорого. Для фамильного не очень.

— Так он фамильный у вас?

— Да.

— Ловко вы их разделали, фер. Долго с ним учились обращаться?

— С большим двуручником? Не очень.

— У фехтмейстера обучались или родовое искусство?

Я неприязненно покосился на Скоггерда.

— У мастеров фехтования учился.

— С родовым оружием не учили обращаться? — несколько фальшиво удивился Хёрк, допустив свой первый косяк в моем допросе.

— Рода больше нет. Я последний. Или первый, если вам, господин начальник привратной стражи, так будет угодно. И страны больше нет. Одни кости в сожженных городах. Новая жизнь, новый род, новое фамильное оружие.

— А сам-то откуда будете, почтенный фер? — не стал дальше ловить меня на противоречиях стражник.

— С того берега Великого океана, почтенный Хёрк. Из Халкидона, если вы слышали о таком. Если точнее, родился я по соседству, но здесь оказался после его падения. — В большинстве местных республик выжившие после падения абсолютизма благородные рода в принципе не теряли своего положения, однако я на всякий случай предпочел подстраховаться. Вежливое общение с данным типом тоже было не лишним. Нормы вежливости в данном случае дворянского достоинства не унижали, Скоггерд общался со мной вполне почтительно. В данной ситуации тыкание больше бы унижало дворянина, чем допрашивающего его низкородного. К моему счастью, нормам взаимоотношений Инга Георгиевна Ладыженская уделяла очень много времени, программа обучения вполне резонно предполагала, что знание мелких нюансов спасет немало народа от больших блудняков. Что, собственно, и подтверждалось.

— Ого, как далеко вас море занесло! То-то смотрю говор сильно не наш! Чем на жизнь там зарабатывали? И на дороге тут как оказались?

Я равнодушно пожал плечами. При проработке легенды главное было как можно меньше врать, даже чтобы самому не запутаться.

— Воевал за того, кто мне платит.

— На рядового мечника вы не похожи.

— Наверное, это потому, что я не рядовой мечник.

— Свою роту не водили? — Тон был до того вкрадчив, что собеседника хотелось одернуть. Играл он, откровенно говоря, весьма плохо.

— Нет. Лейтенантом ходил. Когда Халкидон пал, завербовался на судно старшиной корабельных скутатов. Далее море, плот, берег. Пришел в себя, переночевал, выбрался на дорогу. Встретил попутчиков. Дальше вам все известно.

— Что за плот? Как вы там оказались? — непритворно заинтересовался Скоггерд.

— При катастрофе. На песчаную банку какую-то по ночи наскочили. Мачты за борт, тонем, на нао паника, на палубе резня, люди за места в шлюпках друг друга режут. Другие сразу в волны бросаются. В общем, места в шлюпке мне не нашлось. А посудина наша возьми и не утони. На дно села. И даже потом сразу не развалилась. Вот и нашлось время добраться до инструментов и сделать плот.

Про песчаную банку, в принципе, можно было и не врать, но двадцать два дня в море по местным меркам заметно превосходили рекорд одиночного выживания, так что я предпочел сместить место катастрофы «Камбалы» на лежавшие не так уж и далеко от Бир-Эйдина Вдовьи пески, попадания на которые, кстати, непритворно боялся Абросимов. Небольшой архипелаг необитаемых песчаных островов, окружаемых и перемежаемых обширными песчаными банками, погубил в своих зыбунах кошмарное количество кораблей и в десятки, если не сотни раз большее число человеческих жизней. Где-то там даже лежали кости одного императора, безвестно сгинувшего вместе с целой эскадрой.

— Один на плоту были? — Скоггерд, будучи полицаем припортового города, мог оценить силу рассказа. Если я, конечно, как и он сам, в нем не сфальшивил.

— Один, кроме меня оставались одни умирающие. К утру уже половина померла. Все остальные, кто был в силах, еще ночью сами за борт попрыгали.

— Никого из живых на берегу не видел? На «Пожирателях» нередко до островов доплывают.

— Я вообще острова там не помню, одни волны, туман и песчаные зыбуны.

— Да, страшные там мели, — согласился со мной мент в описании песчаных банок архипелага, который я даже в глаза не видел, ориентируясь на земной научпоп по Гудвинским мелям и канадскому острову Сэйбл.