Вторжение

Через 2 часа число синих и красных мундиров на берегу еще увеличилось. Хотя англичан по-прежнему было несколько сотен, число французов перевалило за 7 тысяч.^{875} Однако вскоре высадка пошла живее и на крымскую землю ступили последние батальоны Легкой дивизии — 88-й и 77-й полки.^{876}

В 10 часов очередь дошла до батальонов Гвардейской бригады. Едва ее роты достигали берега, то сразу же начинали марш в глубь территории полуострова, пока не остановились на равнине, отведенной планом операции для лагеря. Солдаты батальона Колдстримской гвардии с радостью ощутили под ногами долгожданную твердую землю. Ничего не говорило об опасности. Многим больным стало заметно лучше. Свежий морской воздух Крыма благодатно действовал на них.^{877}

Но это была война, которая, нарушив идиллию, быстро напомнила о себе. Вскоре прогремели и первые выстрелы Крымской кампании. По приказу лорда Раглана батальон Стрелковой бригады майора Норкотта был отправлен вместе с несколькими ротами Легкой дивизии в рейд по прилегающей к зоне высадке территории с задачей конфисковать весь встречаемый скот и лошадей для нужд армии.^{878}

После полудня лейтенант Стеценко заметил обоз с лесом, двигавшийся вдоль побережья. Не желая, чтобы столь ценный груз стал первой военной добычей союзников, он с казаками попытался направить его в глубину территории полуострова. Однако подоспевший взвод английских солдат 23-го полка с расстояния 300 м дал залп, после чего офицер решил отказаться от этой затеи, становившейся уже рискованной. Пули просвистели у них над головами, и казаки оставили повозки в покое.^{879}

Трофеями англичан стали 14 арб, груженых лесом, а также овощами и фруктами — первая добыча большой войны.^{880} Похоже, что первой добычей союзников стали обозы, принадлежавшие военным поселениям. По крайней мере, вскоре после происшествия в Департамент военных поселений поступило донесение от инспектора резервной кавалерии о захвате неприятелем 40 подвод с 14 военными поселянами, большей части которых удалось вскоре бежать из плена.^{881}

Когда вышедший на берег капитан 1-го ранга Драммонд в компании Кинглейка и нескольких морских офицеров подошел к захваченному обозу он застал там английских пехотинцев, уплетавших сочные трофеи, и русского мальчишку-обозника с простреленной ногой. Чья пуля в него попала, английская или русская, никто не мог сказать точно.^{882} Подполковник Лайсонс приказал полковому хирургу оказать раненому первую помощь.^{883}

К полудню большая часть французской армии и британских Легкой и 1-й дивизий находилась на берегу. Впервые в ходе десанта, а вероятно, и в мировой военной истории была успешно применена полевая проводная связь — подразделение телеграфистов лейтенанта корпуса королевских инженеров Тисдейла развернуло на крымском берегу станцию, обеспечившую надежную связь с флагманским кораблем.^{884}

Если у французов все обстояло более-менее удовлетворительно, то у их союзников проблемы сменяли одна другую. Высадка британцев была организована значительно хуже, порядок навести не удавалось, что вызывало раздражение и офицеров, и солдат. Отсутствие четких указаний, отсутствие системы обеспечения порождали недовольство. В полковой истории 46-го пехотного полка высадку называют не иначе как административным кошмаром. В остальных полках участники менее сдержанны в комментариях. Капитан 93-го Шотландского полка Кристофер Блэкетт заметил в своем письме домой: «…высаживать войска без всякого обеспечения — это безумие, но это факт. Лорд Раглан не соответствует своему посту…».

К слову сказать, аналогичные претензии можно предъявлять не только к лорду Раглану. Из всех английских дивизионных командиров опыт командования в боевых условиях подразделениями более батальона имели только двое…^{885} Для сравнения: у французов боевой опыт имели многие офицеры батальонного, полкового, бригадного и дивизионного звеньев и даже некоторые командиры рот.

Хотя болезни, казалось, притихли, многие британские солдаты, высаживавшиеся на берег Крыма, продолжали в большинстве своем страдать от последствий заболеваний холерой или дизентерией. Скоро безнадежно больных стало столько, что потребовалось принимать меры к их отправке назад в Болгарию и Турцию, где предусмотрительно были построены госпитальные бараки. Вновь по морской глади засновали катера: начались обратная погрузка всех больных на транспорт «Кенгуру» и отправка в Скутари. В их числе был и наш знакомый — капитан Стрелковой бригады Максимилиан Хаммонд. Холера свалила его перед самой высадкой и, обессиленный, он даже не смог покинуть корабль.^{886}