Вторжение

Оглянувшись быстро назад, Евпатий увидел, что следом за ним алым клином продвигались к лесу русские витязи с копьями, заколовшие уже десятки татар на своем пути. Все три удара рязанцев достигли своей цели, продвижение колонны татарской конницы остановилось, единого строя уже не существовало.

Однако татары вскоре оправились от первого удара и стали оказывать ожесточенное сопротивление. Тысячи воинов с обеих сторон запрудили узкое поле, зажатое лесом, и ожесточенно дрались друг с другом. Евпатий же решил во что бы то ни стало сначала рассечь силы татар на две большие части, добравшись до леса на противоположной стороне. Но это давалось ему нелегко.

Следующий поединщик Коловрата оказался шустрее, он успел развернуть коня и нанес-таки удар копьем приближавшемуся русичу. Воевода, однако, видел его и успел прикрыться щитом. Копье звякнуло, отскочив от металлического умбона. А Коловрат, оказавшись ближе, рубанул противника по плечу. Клинок рассек кожаный наплечник и, отскочив в сторону, полоснул татарина по шее, вспоров ее. Противник Евпатия с криком исчез из виду, но скакавшему вперед воеводе было уже не до него. В этой свалке все решала быстрота реакции. Либо ты, либо тебя. Удар другого татарского всадника оказался гораздо мощнее. Щит Коловрата разлетался в щепки, а сам он едва усидел в седле, проскочив мимо, навстречу новому копью, нацелившемуся в его подбрюшье. В последний момент Евпатий успел рубануть мечом сверху вниз по древку, и копье, изменив направление удара, вошло в спину его коня, чуть ниже седла. Смертельно раненное животное, захрипев, дернулось вбок и почти остановилось на полном скаку. Передние ноги коня подкосились. Сам же Коловрат от резкой остановки вылетел из седла и, перекувыркнувшись через голову, рухнул между татарскими конями в снег. К счастью, ничего себе не расшиб. Только приложился мордой о заледенелый сугроб, да и тут спас шлем с ремешком сыромятным под подбородком, крепко сидевший на голове, да наносник кованый. Обошлось. Даже голова не загудела от удара.

Рядом с ним тут же рухнул другой русский воин, которому повезло меньше. Татарское копье прошило его насквозь. Он упал навзничь с торчащим обломком копья из груди, обагрив кровью белый снег. Глаза его остекленели, шлем слетел с головы, а руки были раскинуты в стороны. В правой мертвый воин еще сжимал меч. Бросив взгляд на лицо, которое еще хранило отпечаток ярости, Евпатий увидел, что это не Ратиша, а кто-то из витязей, имени которого он не знал.

– Прости, брат, – произнес воевода, забирая из разжавшихся пальцев убитого витязя меч, – ты уже в лучшем мире, а меч твой пусть и дальше бьет татар. Я за тебя отомщу.

Выхватив собственный меч другой рукой и вскочив на ноги, он быстро развернулся. И вовремя. Татарский всадник направил своего коня прямо на пешего воеводу и замахнулся саблей, чтобы раскроить ему череп. Но Евпатий хоть и был без щита, зато в руках держал сразу два клинка, коими управлялся с отменной ловкостью. Коловрат отпрыгнул вправо и одной рукой отвел в сторону разящий удар сабли, а другой сам тут же нанес короткий и точный удар в бок всаднику снизу вверх. Удар хоть и не пробил насквозь прочный доспех, но повредил его звенья и, проникнув сквозь кожаные пластины, задел ребра.

Всадник согнулся от боли, скатившись на снег, а конь его без седока исчез в гуще битвы. Но татарин тоже был крепким бойцом. Он тут же вскочил и бросился в атаку на Коловрата, хотя из-под доспехов его сочилась кровь. Татарин в ярости наносил удар за ударом, с трудом переставляя тяжелые сапоги, окованные металлическими бляхами, а Евпатий отступал, отбивая удары и выжидая момент. Наступавший на него воин был тяжеловооруженным конным всадником, и его доспехи были хороши для конного боя в седле, а на земле они же сковывали движения, давая преимущество хоть и такому же всаднику, но вооруженному легче Коловрату.

На татарине был надет стеганый кафтан, и длинный пластинчатый панцирь, доходящий до колен, на груди украшенный металлическими бляхами. Верхнюю часть рук защищали наплечники, прикрепленные к панцирю, а кисти рук были упрятаны в железные перчатки. На голове островерхий шлем с двумя какими-то конскими хвостами на навершии, который удержался на его голове даже при падении. А по бокам из-под шлема татарина свисали косички с вплетенными лентами.

– Что за баба, – сплюнул Коловрат с отвращением, заметив косички на искореженном гримасой ненависти лице с узкими глазками. Но яростное наступление закованного в панцирь татарина быстро избавило его от посторонних мыслей. Кривой меч нападавшего несколько раз просвистел в опасной близости от его головы. Воевода и сам был закован в панцирь с наплечниками и зерцалом на груди, но тот был чуть покороче и не так стеснял движения. Кроме того, у татарина не было щита, как и у Коловрата, а у последнего в руках было даже два меча. И воевода отступал лишь потому, что дал раненому противнику выложиться по полной, прежде чем нанести решающий удар, а заодно осмотреться по сторонам.