Вторжение

Но воевода не рассчитал малость: лучники еще продолжали стрелять. Первую стрелу он даже не увидел, а скорее почуял, – чуть присел, и она со свистом пролетела над его головой. От второй увернулся, уловив движение лучника вдалеке и сделав шаг в сторону. Третьей уже не последовало, так как ближний татарин вырос перед ним, заслонив собой все пространство, и рубанул кривой саблей, целясь прямо в голову. Коловрат был этому даже рад, ибо нападавший прикрыл его своей мощной спиной от лучников. Он принял удар на два скрещенных клинка и отвел вбок, а затем отступил, поджидая второго пехотинца, что уже набегал справа. Его удар воевода отвел вниз одной рукой и сделал еще шаг назад, теперь оба татарина находились на линии стрельбы между ним и лучниками.

«Хоть какая-то защита, – отстраненно подумал Коловрат, лихо вращая двумя мечами и сражаясь сразу с двумя соперниками, – хотя вечно так длиться не может. Рано или поздно кто-то из нас должен умереть».

Оба татарина, принимая его выпады на свои круглые щиты, атаковали сами, нанося не частые, но такие мощные удары, что от соприкосновения клинков искры летели во все стороны и с шипением гасли в снегу. У Коловрата не было щита, но он был уверен, что лучники прекратили обстрел до тех пор, пока победитель в схватке не станет явным.

Теперь он разглядел нападавших вблизи и убедился по длинным, ниже пояса панцирям и бронеюбке, что это все те же бывшие всадники, оставшиеся без коней. Но, похоже, вышедшие победителями из схватки с русичами, мертвые тела которых уже усеяли во множестве небольшой клочок заснеженной земли на берегу истока Воронежа.

Двигались они медленнее, чем он, что давало воеводе преимущество, но и защищены были немного лучше. Впрочем, это не пугало Евпатия, хотя он и пожалел в душе, что не прихватил с собой арбалет, который пробивал такой панцирь на раз. Вскоре одного из нападавших, того, что был справа, он обезоружил, а затем и вовсе отправил к духам, сделав мгновенный выпад в лицо. Именно туда он чаще всего целил, не расходуя силы на то, чтобы пробить крепкий панцирь. Хотя и это было возможно. Его клинки вращались с бешеной скоростью, то и дело рассекая пластины на татарских доспехах, вспарывая рукава, звякая о наручи и отрубая части наплечников.

Залившись кровью, нападавший рухнул на снег, уткнувшись в него лицом, и быстро затих. Но на его место встал третий татарин, добежавший наконец до места схватки. В бою он оказался проворнее, чем на бегу, и тут же нанес хитрый удар в грудь, едва не поразив русича, отбивавшего в этот момент хлесткий удар другого врага. Кривая татарская сабля полоснула по доспехам воеводы, звякнув о зерцало, и, двигаясь вниз, срубила пару защитных пластин, царапнула по кольчужной подкладке и ушла в сторону, не причинив большого вреда. Но этот удар привел Коловрата в ярость.

– Ах ты поганец, – выдохнул пар разгоряченный схваткой Евпатий в морозный воздух, на мгновение останавливая круговерть своих мечей и бросая гневный взгляд на того, чей удар едва не достиг его сердца, – погубить меня захотел? Ну, получай.

Татары переглянулись и, крикнув что-то на своем наречии в ответ, с визгом бросились на него вновь. А воевода, словно играя со смертью, все медлил, глядя, как татарские клинки приближаются к его груди. И вдруг хлестким движением снизу вверх отбил сразу обе сабли, да так мощно, что они вылетели из рук у нападавших. А следующим движением он рубанул поверх голов татарских и срубил навершия с обоих шлемов. Словно отрубленные собачьи хвосты, упали они на снег. А со второго татарина, что был выше ростом и шире в плечах, вслед за навершием вообще слетел шлем, обнажив бритый череп и мясистое лицо.

– Что, отрубил я ваши поганые хвосты? – расхохотался в лицо обезоруженным татарам воевода, наступая на них. – А сейчас и головы ваши вслед отправлю.