Вторжение

Но, если хищники были моим постоянным источником страха: я ни минуту не переставала бояться, опасаясь нападения с любой из сторон, то неожиданная встреча с маленьким бело — черным пушистым зверьком на исходе пятого дня привела меня в состояние полной апатии.

Скунсы, насколько я знала, не водились ни в тайге, ни в северных лесах России. А значит, я брела где — то по Северной Америке.

Судя по погоде, недалеко от Аляски.

Как я тогда выжила — не знаю… Может, судьба была выжить; может, молитвы помогли. Да только когда я уже потеряла всякую надежду выйти к людям, что- то всё — равно не давало мне в конец отчаяться и толкало вперёд. От голода и постоянного недосыпания мысли мои смешались: то я бредила, будто иду по Аляске, а за мной, где — то за деревьями, тащится полудохлый волк (книжек надо меньше читать), то мне чудился мамин голос: «Алёнка, сколько можно, брысь домой. Для кого картошку жарила?», то Кейн что-то громко кричал на своём языке и не мог до меня докричаться.

Повинуясь его голосу, я несколько раз открепляла от своей спины пакет с крошками камня — но потом, вспоминая, какую судьбу он мне уготовил, прикрепляла назад, не желая становиться инкубатором для чужого существа…

Удивительно, но в тот момент я уже абсолютно перестала бояться других пришельцев — я боялась только его: только Кейна и того, что он со мной можёт сделать. Знала, что его, в отличие от других захватчиков, ничто (даже…говно) не остановит… Да я вряд ли смогу ему долго сопротивляться.

Впрочем… Если Агата не сорвала, то она сделает всё, чтобы сбить Кейна с моего следа.

Самое главное — не снимать с себя крошку. Повертев пластик, который после пятого или шестого раза не желал прикрепляться назад, я, немного подумав, сунула его в лифчик — там и не потеряется, и к телу близко будет.

Река между тем становилась всё шире и всё больше, а погода всё холоднее и морознее… я не знала, сколько уже прошло дней; я не знала, идёт ли за мной полудохлый волк или это всего лишь страхи, смешанные с книжной историей, однако…

… когда, на закате одного из дней я увидела плывущую по реке индейскую пирогу, я тут же выскочила из своего «хвойного костюма» и бросилась в сторону леса, подальше от реки — с чего — то решив, что индейцы обязательно захотят снять скальп с белого человека.

На моё счастье, люди, находящиеся в лодке, заметили движение… полудохлую девицу, потерявшую больше пятнадцати килограмм на самой жесткой диете поймать было несложно.

Бородатые суровые мужчины, осматривая меня. не понимали. почему я отбиваюсь… почему кусаюсь и стараюсь вырваться.

— У неё шок, — произнёс тихо один из мужчин. Не обращая внимания на мои дерганые движения, он просто обнял меня, тихо прошептав:

— Всё. девочка. Всё закончилось.

И прижавшись к его куртке, я горько зарыдала.

Шон (а это был именно он) всю дорогу продержал меня на руках, давая остальным грести веслами в сторону Убежища.

Как я потом узнала, группа сплавлялась по реке не просто так мужчины, организовавшие лагерь для беженцев на территории небольшой деревни. охотились в этих местах, предусмотрительно, на зиму, заготавливая мясо впрок.

В Наханни Бьют — так называлась деревня, куда меня привезли — всё было так тихо и спокойно, что казалось, будто мир ещё живёт по старым правилам. Это ощущение давало какую — то надежду. помогало беженцам из городов прийти в себя и вновь почувствовать вкус к жизни.

Впрочем, в деревне, кроме местных жителей, едва ли можно было насчитать больше восьмидесяти «гостей» — сюда попадали только самые отчаявшиеся.

Остальных Сопротивление пристраивало в места, значительно южнее этого безлюдного, холодного края.

В основном, здесь оказывались люди с серьёзными психологическими травмами — большинство из которых были детьми и подростками. Ужасающая картина.

Шон, казалось, знал историю каждого: каждого малыша, которого родители отдали перекупщикам за банку тушёнки и черствый батон хлеба: каждого подростка. изнасилованного нелюдями (не пришельцами! А просто нелюдями, случайно родившимися на нашей планете) или — того хуже — освобожденного из рабства.

После захвата, люди, оставшиеся жить в городах — мегаполисах, без полиции и другого управления, оказались предоставлены сами себе.

Пришельцы не тратили время, рыская по небоскрёбам и подвалам: они просто платили своим «прикормышам» и те сами доставляли им пойманных людей в обмен на материальные блага.

Так, самые отъявленные мерзавцы постепенно сбивались в банды, устанавливая свои правила в не до конца разрушенных мегаполисах.

Рассказывая истории ребят, оказавшихся в Наханни, Шон то и дело качал головой. каждый раз добавляя:

— Нету зверя, хуже человека.

Ито, что он говорил потом, заставляло меня с ним соглашаться.

Впрочем, всё это было уже спустя неделю, а первые дни я просто приходила в себя. Ела, спала, разговаривала с психологом.

И врала, конечно.