Вторжение

– Мальчики привыкли к удобствам, – хмыкнула Урути, покидая автомобиль, – штабная землянка не для них, им подавай дом алькальда.

В дом алькальда, или, говоря по-склавийски, ратушу, их не пустили. Через пять минут после их приезда по покрытым красным ковром ступеням быстро спустился мужчина в сером полковничьем мундире и кепи. За ним шли гурьбой еще около десятка человек, в основном в таких же мундирах, но Ольга увидела среди них и пару цивильных костюмов. По-видимому, в штатском были ушедшие с мятежниками чиновники гражданской администрации Асаньи.

– Урути, – кивнул генералу мужчина. На вид он был моложе Ольги. Подбородок и щёки безукоризненно выбриты, но на рукавах мундира прожекторы уличного освещения выхватывали подозрительные бурые пятна.

– Романо, – процедила генерал, – я думала, ты выше.

– Я младший ребёнок в семье, Урути, – дернул щекой мужчина. – Всё лучшее досталось моему брату. В том числе и рост.

– Возможно, – хмыкнула женщина, – твой брат вёл себя действительно достойно, хотя как командир ты будешь получше.

– Ты его убила? – у Гаспаро Романо, командующего войсками Директории в асаньской провинции, были очень красивые тёмно-карие глаза, и сейчас Ольга видела в них тихое бешенство.

– Технически его убила гравитация. И плотник, который хорошо сколотил эшафот, – Урути явно издевалась.

– Вот как… – Своим лицом и голосом младший Романо владел безукоризненно. – Мой брат был генералом и заслужил пулю, Урути.

– Твой брат был мятежником и ничего не заслужил, – отчеканила Лаура Урути, смотря прямо в лицо кареглазому генералу. – Та же судьба ждёт и тебя, мальчик.

Романо хмыкнул. Подошедшая к последней фразе свита разразилась яростным негодованием.

– Где твой мундир, генерал? – Урути продолжила испытывать терпение офицера, – ещё не пошили? Или ваши Директора допустили, чтобы мятежом в Асанье командовал полковник?

– Мой мундир пошел на бинты раненым, Урути, – бешенство в глазах Гаспара прошло. Теперь в них горел какой-то дьявольский огонек торжества, – сегодня у меня появилось много раненых. Очень много.

– Ясно, – проворчала генерал, – у мальчика произошло что-то, чем он неимоверно хочет поделиться с противником. Ты уже видишь себя победителем, мальчик. Ну что ж показывай, что тебя так обрадовало. Объяснять ты всё равно ничего не будешь.

– Не буду, – усмехнулся Романо, – вы готовы еще проехаться, сеньора Урути? Здесь недалеко.

Их машина двинулась за кортежем Романо в сторону городской больницы. Первые палатки с красными крестами появились ещё на въезде. Внутри, за больничным забором, из-за этих палаток уже яблоку было негде упасть. И отовсюду, из каждой палатки, слышались стоны и крики раненых.

– Что у них произошло? – прошептала Ольга в ухо Бьорсону, – и почему этот Романо хочет, чтобы республиканцы увидели его раненых?

Бьорсон не успел ответить. Машина остановилась у самого здания больницы. Водитель заглушил двигатель, и стали слышны голоса из палаток, расположенных совсем рядом.

– Хлеба бы, – бормотал сидящий возле палатки парень с забинтованным лицом, – хлеба бы покушать. Или другой еды! Принесите, а, жрать хочу, сил нет!

Он говорил это проходящим мимо врачам и санитарам, но те только разводили руками, не понимая, чего хочет от них забинтованный.

Ольга похолодела. Парень говорил на склавийском. На её родном языке. В одетых на него лохмотьях Ольга с ужасом узнала форму Государственного Военно-Морского флота.

– Потому что это не его раненые, – сказал Бьорсон то, что Ольга и так уже поняла. – Это склавийцы. И черт меня подери, если я понимаю, откуда они тут взялись!

– Их обнаружили лейрийцы(1), – Романо замолчал, дожидаясь, пока Ольга сделает снимок, и продолжил. – Весь берег вокруг Коста-Браво просто завален обломками кораблей. Выживших около трех тысяч. Тяжелых генерал Морильо размещает в больницах Лейрии, тех, кто переживет дорогу, везут нам. Сейчас у нас размещено около трёх тысяч, и раненые прибывают.

Около трех тысяч… Ольга лихорадочно прикидывала в уме численность экипажа военных кораблей государства. Три тысячи – это экипаж линкора или авиаматки, без учёта летчиков. Эскадронные миноносцы имеют в составе не больше трёх сотен человек, а всякие корвет-фрегаты и того меньше. И три тысячи это только выживших. Сколько тогда всего моряков? Тысяч десять? Ну да, если в воды Джирапозы вошел один из государственных военных флотов, то такая численность вполне могла быть, но ведь это значит, что государь Александр решился на прямое вмешательство в джирапозскую войну. Может такое быть? Теоретически. А могут все отправленные на войну боевые корабли потерпеть крушение у берегов джирапозской Лейрии? Даже теоретически такого Ольга представить не могла.