Вторжение

Дядя Андрей был похож на американского актера, имя которого Лара не могла запомнить, – он еще играл в дурацком фильме с ковром (цитату «Ковер задает стиль всей комнате» растащили по интернету) и носил волосы до плеч. Дядя Андрей стригся коротко, а просвечивающий на макушке череп гарантировал скорую лысину, но вот если бы он отрастил волосы… Сходство было не так заметно, пока в горах он не перестал бриться. И мыться. Не мылись они уже пятый день – Лара обтиралась антибактериальными влажными салфетками, поэтому от нее все время несло спиртом. От дяди Андрея тоже несло спиртом, перебивающим запах немытого тела, но только потому, что он выпил коньяка – «чтобы лучше спалось».

Но ему не спалось.

Дядя Андрей не был Ларе родным дядей, но она привыкла называть его так с детства. «Я тебя еще во-о-от такой козявкой помню», – говорил дядя Андрей, отмеряя ладонью расстояние от земли до области паха. Ларин отец привозил семью на дачу каждое лето, а дядя Андрей с женой и двумя дочерьми от первого брака жил там круглый год. У них был солидный, хорошо отапливаемый дом, не то что «наше бунгало», как называл дачный домик отец, и яблоневый сад на шести сотках – дядя Андрей гнал в погребе сидр, а тетя Таня, его жена, готовила варенье в громадном алюминиевом тазу, жалея сахара. «Кило по пятьдесят девять рублей, ну это мыслимо, а?» Дядя Андрей как-то застукал Лару, когда она приподняла полотенце, которым тетя Таня накрывала варенье от мух, и запустила туда руку. «Лара у нас сладкоежка». Дядя Андрей пообещал, что никому не расскажет, если она даст ему облизать палец. «Кислятина», – сказал он.

На отцовских похоронах дядя Андрей впервые налил Ларе водки. «А ты не нюхай».

Лара и сейчас старалась не вдыхать.

Перед походом в горы, который две семьи устраивали каждый август, мать Лары сломала ногу, а тетя Таня ждала первенца. «Традиция есть традиция, да, девочки?» – спросил дядя Андрей, запихивая спальные мешки в багажник. Он забыл выгрузить ящики с пустыми бутылками из-под сидра – бутылки терлись боками и тоненько дребезжали всю дорогу. Лара ехала на переднем сиденье, его дочери сзади уткнулись в телефоны, пытаясь поймать последнюю связь перед неделей без интернета. Лара представляла, что она жена дяди Андрея, а за спиной играют в Plants vs. Zombies ее дети, пусть это и было невозможно – старшая, Катя, была всего на пять лет моложе Лары. Дядя Андрей тянул рычаг коробки передач, едва задевая рукой ее загорелое колено. В его зеркальных очках-авиаторах Лара переглядывалась с худой блондинкой – каре под кепкой с надписью NYC и крашенные в малиновый кончики волос, глаза в пол-лица, как у героини аниме, кроп-топ, оголяющий металлический шарик в пупке – позже его попробует на вкус дядя Андрей. «Я тебя еще во-о-от такой козявкой помню. А теперь гляди, какая взрослая». Лара только закончила третий курс и еще не знала, что больше не вернется в институт.

Когда ставили палатки, недосчитались металлических колышков. Дядя Андрей одалживал снаряжение другу и не проверил его сохранность перед выездом. «Вы же не хотите, чтобы палатку унесло, как домик Дороти? И ураган не нужен, хватит и порыва ветра». Решили, что поставят две – Катя будет делить палатку с Ларой, а младшая дочь, Сонечка, – ночевать вместе с отцом. Дядя Андрей будил их рано, стуком топора – на рассвете, пока все спали, собирал валежник и разжигал костер. Разводил в походном котелке растворимый кофе пополам со сгущенкой, потом вел девочек на водопады – девочки ломали ногти, карабкаясь по мшистым валунам и цепляясь за влажные корни, – а днем, после обеда, когда было слишком жарко, чтобы выбираться из лагеря, играл с дочерьми в дурака или включал в машине музыку, пока Лара пыталась читать в палатке или дремать.