— А мы не святые, — откликнулся Юрий. — Мы люди, нам не чуждо стремление выжить. Я поляк и католик, поэтому убийство мне стоило больших страданий, я бы очень хотел, чтоб нашелся другой выход, но его не было. Маленький робкий Ежи, каким меня увезли из Лодзи, оторвали от родителей и запрягли в ментальное рабство, никогда бы на такое не решился. Но потом я встретил Тамару! Ленинградские психологи производили над нами опыты, а военные пытались убедить, что наш долг — беспрекословное подчинение интересам государства. Но Тамара не покорилась им, даже когда ее отца сослали за то, что он осмелился выразить протест против того, как ГРУ использует нас и нам подобных.
— Вы не желаете нас понять! — взорвался Юрий.
— Да, руководитель ГРУ, хладнокровный мерзавец, был первым, — признала Тамара. — Он видел в нас не живых людей, а инструменты для удовлетворения своих далеко идущих амбиций. Он рассчитывал, что мы станем его секретным оружием против Андропова. Когда наш враг умер, ГРУ потеряло интерес к психологическим исследованиям. А Брежнев и Андропов, напротив, глубоко уверовали в умственные силы, взяли программу под свой контроль и пообещали нам все права и привилегии советских граждан. Это было в семьдесят четвертом. Спустя полгода после того, как сослали папу. Мне было шестнадцать. Ежи/Юрию — двадцать два. Нам дали специальное разрешение пожениться и отправили в Алма-Ату.
— Мы ожидали, что попадем в среднеазиатское захолустье с караванами верблюдов, дикими кочевниками, базарами, — продолжал Юрий. — Представьте наше удивление, когда мы увидели новый зеленый город с огромным университетом, где мы подверглись изучению, но и сами могли учиться.
— Черт! — выругался Юрий.
— Ургиен Бхотиа, — проговорила Тамара, — мы не индусы и не тибетцы. Вы трепещете при виде насилия, а мы — нет, поскольку наш народ веками подвергался гонениям. Мы сознаем, что сделали трудный выбор, но у нас в голове грандиозные планы, и мы полны решимости осуществить их. Это значит, что в случае необходимости нам надо уметь защищаться. Мы с Юрием самые сильные умы из собранных у нас в институте. Мы учим юных ясновидцев, а втайне побуждаем их скрывать свои подлинные способности от КГБ. Поэтому кажется, что биоэнергетическая программа движется крайне медленными темпами. Дети понимают, что должны трудиться для всего человечества, а не только для Советского Союза.
— Приехали, — сказал Юрий вслух.
Пассажиры со смехом и восторженными восклицаниями высыпали из вагонетки; одни бросились на смотровую площадку, другие сразу отправились в ресторан. К северу в фиолетовой дымке простирались бывшие целинные земли, ныне путем ирригации превращенные в сады и поля. Разноцветные огни большого города еще только начинали мерцать на фоне отблесков заката, окрасившего подножия холмов. Южнее Коктюбе тянулся Заилийский Алатау, поросший лесом отрог высокого Тянь-Шаня. Всего в трехстах километрах проходила китайская граница.
Они стояли у перил, глядя на вечернюю Алма-Ату.
— Название города переводится как Отец Яблонь, — объяснила Тамара. — Видно, поэтому всюду сады, виноградники. Нам здесь очень нравится. В университете мы на хорошем счету, потому что держим язык за зубами и весьма осторожны в применении умственных сил. Уверяю вас, Ургиен, мы делаем много добра. Придет время, когда ясновидцы в других частях света смогут работать в открытую. Мы последуем их примеру и, клянусь, навсегда откажемся от насилия в целях самообороны.
— Вам известно, что многие умы наделены подобной силой. Но знаете ли вы, что существует Мировой Разум, к которому и вы, и я, и все остальные — независимо от умственного развития — сопричастны?
— Я слышала о Великой Душе, — ответила Тамара. — Мой прапрапрадед рассказывал мне о ней, когда я была совсем маленькая. Теперь одни называют ее Сознательным Полем Человечества, а другие — Богом.
— Душа не есть Бог, — возразил тибетец. — Бог — это дух и не может быть осквернен злом. А душа может… Потому я и приехал сюда, чтобы оградить вас.
— Душа! Дух! — воскликнул Юрий. — Может, хватит? Скажите прямо, чего вы хотите от нас!