Вторжение

Коржавин обессилено сидел на крыше здания, прислонившись спиной к вентиляционному коробу. Вертолет только что эвакуировал последнюю группу бывших заложников и, наконец, можно было расслабиться. Здание было нашпиговано боевой электроникой, и неприятности могли возникнуть в любой момент. На этот раз, к счастью, обошлось.

На крышу, пыхтя, выбрался из пожарного прохода заместитель Директора Семен Романович Воропаев, собственной персоной- тот самый, которого отправили в тыл. За ним следовали как привязанные мордовороты из службы охраны, превосходящие габаритами даже Султангиреева. Большой, пышущий здоровьем румяный генерал. Вот только визгливый голос никак не вязался с внушительной фигурой. Зная это, заместитель Директора старался как можно меньше говорить на публике. А еще, говорят, брал уроки сценической речи. Но сейчас он пылал негодованием и плевать хотел на создаваемое впечатление.

– Коржавин, мать твою! Ты что здесь устроил! Охренели совсем! Ты что, под трибунал решил! – истошные вопли, слышные за пару кварталов, обильно сдабривались отборной матерщиной.

Полковник не спеша поднялся и выпрямился перед генералом во весь рост. И было что-то такое в его лице, что генерал осекся и отступил назад, поближе к телохранителям, которые бдительно наблюдали за происходящим.

– Что-то не так? – вкрадчиво спросил Коржавин. Знающие его люди могли безошибочно определить, что, несмотря на внешнее спокойствие, полковник не просто в ярости, он взбешен. И что еще пара слов – и генералу не поможет вся его личная охрана. К счастью, Заместитель Директора обладал превосходной интуицией и навыками выживания, иначе никогда бы он не дорос до столь высокого поста.

– Ты что натворил? – он сразу сбавил тон и перешел на литературный русский язык, – тут журналисты со всего мира, а твои головорезы устроили экзекуцию в стиле инквизиции.

– Что вы имеете в виду? – начал Коржавин, а потом понял, что генерал посчитал, что это они так кроваво расправились с террористами. Это говорило только о том, что тот даже не удосужился наблюдать за ходом операции из штаба, а прибыл на место и сразу сделал свои выводы.

– На этот раз ты доигрался, – зловеще произнес заместитель Директора.

Коржавин всегда отличался выдержкой и спокойствием – в речи, поведении, в рассуждениях. И поэтому сейчас он с особым удовольствием изменил своим правилам – высказал все, что думает о генерале, о его ближайших родственниках, об их интимных отношениях между собой, а также с животным и растительным миром. Затем повернулся и пошел прочь к приземлившемуся на крышу вертолету, оставив разъяренного генерала с распахнутым ртом и выпученными глазами в окружении невозмутимых охранников.

IV

– Бедный ты мой, – Элен ласково улыбнулась и взъерошила волосы на голове Канцлера.

Он мягко отстранил ее руку.

– Почему же я бедный? До сегодняшнего дня мне казалось, что наше благосостояние вполне удовлетворительное, – Канцлер говорил совершенно серьезно, но в уголках его глаз метались искорки сдерживаемого смеха.

А вот Элен нет необходимости сдерживать свои эмоции и в комнате зазвучал ее звонкий смех.

– Не будь такой букой… Ты сам понимаешь, о чем я. Посмотри на себя, на тебе же лица нет. Сереженька, а мама тебе разве не говорила, что надо хоть иногда приходить домой и ложиться в кроватку? Где, между прочим, тебя ждет красавица-жена.