Вторжение, которого не было

Меньше всего проблем, как и ожидалось, оказалось у Браухича. Армия имела достаточно людей и снаряжения, ее степень готовности к операции не оставляла желать лучшего. “Мы возла­гаем наши надежды на “Люфтваффе” и “Кригсмарине”, — нам надо только целыми и невредимыми добраться до места назначе­ния”, — заявил главнокомандующий. А рядом с ним находились те, кто знал, что может поплатиться жизнью за провал операции [138] и создание помех для армии. Как ни были офицеры благодарны фюреру за то, что он вернул им чувство собственного достоинства впервые после разгрома в 1918-м, некоторые из них недолюбли­вали “выскочку-капрала” и осуждали любое рискованное дело, за которое он принимался.

Редер, к всеобщему удивлению, источал абсолютную уверен­ность. Двумя неделями раньше он пренебрежительно говорил од­ному из своих капитанов: “Ну и как — вы действительно рассчи­тываете добраться до Англии?”. В тот момент вторжение каза­лось почти невозможным даже таким оптимистам, как Руге и Лютьенс. Но отступление английского флота из Ла-Манша и по­вреждения, нанесенные пикировщиками английским кораблям, вселили в него явную и определенную надежду.

В целом доклад Редера производил положительное впечатле­ние. Однако гросс-адмирал упомянул о том, что тоннаж, выде­ленный для вторжения, совершенно недостаточен. Не было нуж­ного количества моторных барж. Не хватало крупных кораблей, способных сдерживать Королевский флот. Впрочем, имелось дос­таточно обычных барж и шаланд, так что далее потери при бом­бардировке гаваней до некоторой степени могли быть возмеще­ны. “Я бы сказал: вперед!” — заключил Редер. Кейтель и Йодль издали почти слышимый вздох облегчения.

С сияющими глазами Гитлер обратился к Герингу: “Что ска­жут ВВС?”

“Фюрер, — начал главнокомандующий, — “Люфтваффе” на­ходится в полной боевой готовности. Развитие событий в воздухе за последние три недели указывает, что враг находится на грани поражения. Я могу заверить вас, что все начатое будет завершено, если, конечно, в течение четырех дней продержится хорошая по­года. Когда начнется высадка авиадесантных дивизий, истребите­ли противника будут не в состоянии вмешаться каким бы то ни было образом”. Фельдмаршал поднял общее настроение своей твердой уверенностью. То, что он сказал, хотели услышать все.

Геринг заговорил снова: “Только одну вещь осталось уточнить, мой фюрер, — дату “Дня Орла”. Что могут сказать по этому поводу метеорологи? Можем ли мы рассчитывать на хорошую летную погоду в течение 4-х или 5-и дней?”

“И, кстати, что можно сказать о погоде на море на протяжении нескольких последующих дней?” — вставил замечание Редер. [139]

Йодль вслух прочитал последний прогноз. Он был довольно оптимистичным, если не считать незначительных областей низко­го давления, приближавшихся с запада. Ожидались солнечные дни, но пока над Ла-Маншем лил дождь, хотя и не достаточно силь­ный, чтобы помешать полетам.

“Тогда и я даю добро: вперед! действуйте!” — воскликнул фюрер, который еще до совещания выяснил, что почти все (по крайней мере, — минимальные) заявки командующих родов войск были удовлетворены. “Пусть “День Орла” настанет завтра, 9, а днем S для операции “Морской лев” я объявляю субботу, 13 июля”. Затем, как будто желая подчеркнуть свою солидарность с ответ­ственными командирами и понимание их трудностей, он произ­нес слова, которые будут включены в его Особое обращение к нации и вермахту:

“Для выполнения того решающего предприятия, которое мы начали и от которого зависит судьба Европы, Германии и, воз­можно, всего мира, придется пойти на риск и, может быть, при­нести серьезные жертвы. Наши исторические разногласия с Анг­лией должны быть разрешены в споре лицом к лицу”. [140]

VII. “День Орла”

8 июля — битва за Великобританию начинается

Вопреки уверенности, с которой Геринг выс­тупал на Берлинском совещании 8 июля, он разделял опасения своих подчиненных, всту­павших в схватку с врагом над Южной Ан­глией. Ни “Люфтваффе”, ни “Кригсмарине” не смогли предотвратить ночную бомбардировку “пор­тов вторжения” Королевским флотом. А 7 июля, на рассвете, произошел просто вопиющий инци­дент: “бленхеймы” внезапно ударили по аэродрому Хаамстеда и “поймали” на земле эскадрилью Bf.109. Семь самолетов были уничтожены или серь­езно повреждены, трое пилотов убиты, столько же ранены. Подразделение пришлось отстранить от ведения боевых действий.

Предыдущим вечером Кессельринг, изучая вме­сте со своим штабом сообщения с мест сражений, обнаружил, что сопротивление врага не ослабева­ло, а соотношение потерь изменилось в пользу ан­гличан. Немецкие эскадрильи все чаще оказыва­лись захваченными врасплох над морем. Мартини, глава разведывательной службы “Люфтваффе”, при­писал это успехам радарного обнаружения. Место­положение большинства радарных станций ему было известно, и теперь он просил уничтожить их. Ешоннек поручил сделать это Кессельрингу, когда [141] тот будет готов со своими “орлами”. Атаковать радары было ре­шено 8 июля — за день до начала “воздушного блица”.