Вторжение в Империю

Первым переступил этот порог сам Император. Он пошел на величайший риск, дабы испытать свое изобретение, — он добровольно расстался с жизнью, и впоследствии этот его поступок стали называть Священным Самоубийством. Последний эксперимент он провел на самом себе, а не на своей умирающей младшей сестре, которую мечтал вылечить от болезни, укравшей у нее детство. Анастасия стала Первопричиной. Этот поступок, а также единоличный контроль над симбиантом — возможность торговать изобретением или наделять им верноподданных слуг семейства — вот что лежало в основании Империи.

Дитя-императрица вздохнула. Так долго все шло хорошо.

— Очень скоро будет предпринята попытка освобождения, — проговорил голос.

Императрица не стала отвечать. Взгляд ее мертвых глаз был прикован к риксу. «Пожалуй, — думала Императрица, — та немного побледнела». Другие заложники всхлипывали, вели себя беспокойно.

А Анастасия была неподвижна и молчалива, как камень.

— Так что, миледи?

Императрица не ответила «поверенному».

— Быть может, вы хотите попить воды?

В последние пятьдесят лет это предложение звучало очень часто. Будучи биологически всемогущим, Другой нуждался в воде, причем — сильнее человека. Порой его мучила жажда. Рядом с Императрицей, как всегда, на столе стоял стакан, до краев наполненный водой. Но ей не хотелось прерывать своего поединка с женщиной-риксом, этой борьбы двух воль. Хотя бы раз Другой мог подождать, как ждала сама Императрица — терпеливо. Очень скоро рикс должна была занервничать под ее неотрывным взглядом. За этими стальными усовершенствованными глазами явно крылось что-то человеческое.

— Миледи?

— Молчи, — прошептала она.

Поверенный еле слышно вздохнул, и Императрица едва расслышала этот вздох.

Врач

Доктор Вехер тяжело привалился к обшивке. Жуткая тошнота наконец стала отступать — казалось, продолговатый мозг в итоге решил капитулировать. Вероятно, участки головного мозга, ведавшие инстинктами, пришли к выводу о том, что Вехер не умирает, хотя и не дышит.

Пока не умирает, по крайней мере.

По идее, сейчас он уже должен был находиться в десантной капсуле. Все двадцать три десантника были упакованы в персональные капсулы — и выглядели совсем как тунцы в прованском масле. Черные, обтекаемой формы торпеды стояли по кругу в пусковом отсеке. Помещение выглядело, будто барабан гигантского револьвера. Вехер чувствовал себя препаршиво. Холодная тяжесть наполненных жидкостью легких и дополнительный вес бездействующей боевой брони прижимали его к обшивке, и казалось, будто пусковой отсек быстро вращается, и к борту Вехера пригвоздила центробежная сила.

От этих мыслей у него кружилась голова.

Сержант-десантник, который должен был упаковать доктора Вехера в капсулу, в данный момент отчаянно спешил, готовя к полету высокого молодого аппаратчика с неприятной ухмылкой. Этот посвященный появился в последнее мгновение с приказом о его участии в десанте, который был отдан, невзирая на все возражения командира десантников (и капитана). Сейчас проводилась физиологическая подготовка новичка. Одновременно мастер-специалист облачал долговязого посвященного в скафандр. Интерн, подопечный Вехера, производил внутричерепные инъекции, дабы подготовить мозг к жуткому давлению, возникавшему при сверхзвуковом полете. Посвященный старательно сжимал губами трубку, через которую в его легкие вливалось зеленое желе.

Доктор Вехер отвернулся. Он до сих пор ощущал вкус ярко-зеленой, приправленной клубничным ароматом гадости, которая запросто могла наполнить его рот, если бы он кашлянул или заговорил. Правда, сержант-десантник утверждал, что с этой мерзостью в легких закашляться невозможно. То есть невозможно до тех пор, пока не упадет концентрация кислорода и треклятый разум, которым нашпигована эта дрянь, не решит, что пора извергнуться из твоего тела.

Вехер ждал этого момента с нетерпением.

Наконец подготовка посвященного завершилась, и сержант-десантник с мрачной физиономией прошагал по пусковому отсеку. Он открыл колпак капсулы Вехера и довольно грубо уложил врача на спину.

— Приглядите, как бы этого молокососа там не пристрелили, ладно? — проговорил сержант. — Но если что, вы из кожи вон не лезьте, чтобы его заштопать, доктор.

Вехер с трудом кивнул тяжеленной головой. Сержант большим пальцем оттянул вниз его подбородок, а другой рукой вставил загубник. Загубник пах стерильностью, спиртом и еще какой-то марлей или бинтом, предназначенным для впитывания слюны, а слюна, конечно, сразу же начала выделяться.

С неприятным скрипом опустилась лицевая пластина шлема, и у Вехера заложило уши, поскольку под шлемом сразу образовался вакуум. Тяжелый люк капсулы с металлическим стоном закрылся в нескольких дюймах от лица врача, и он очутился в полной темноте, не считая линии подмигивающих огоньков контрольной панели. Вехер пошевелил ступнями, попытался вспомнить, что там должно происходить дальше. Во время базовой подготовки он один раз совершал подобный полет, но в течение многих лет старательно вытеснял эти воспоминания.