Вторжение в рай

Бабур заскрипел зубами. Сразу же по окончании празднеств он назначит Камрана и Аскари наместниками провинций Хиндустана. Он найдет для них уйму дел, чтобы те были постоянно заняты, и будет держать их под неусыпным наблюдением. Что же до Хумаюна, то ему он отдаст в управление окрестности Агры, где он будет под постоянным приглядом. Необходимо отвлечь его от всего этого бесплодного мистицизма, тяги к одиночеству и вовлечь в дела правления. Если Хумаюн хорошо проявит себя на этом поприще и покажет, что пригоден для властвования, то в присутствии всего двора он официально провозгласит его наследником. Камрану с Аскари не останется ничего другого, как смириться с этим, признав тщетность попыток соперничать с братом. В конце концов, Индостан предоставляет энергичным людям немалые возможности. Огромные территории остались еще непокоренными, и каждый из них сможет завоевать для себя хоть целую страну, пусть даже оставаясь при этом под верховенством Хумаюна.

Хорошо еще, подумал Бабур, рассматривая свое отражение в полированной бронзе, что он еще относительно молод. Во имя Аллаха всемилостивого, если он на то пожелает, у него еще будет достаточно времени, чтобы исправить собственные ошибки, касающиеся сыновей, и найти способ разобраться с их соперничеством и амбициями ко всеобщему удовлетворению.

Глава 27 Угасание

Голова Бабура раскалывалась: как всегда в период муссонов его изводила непрекращающаяся головная боль. Вот уже три дня непрерывно лил теплый дождь, но тяжелый, неподвижный воздух не обещал облегчения. Дожди теперь затянутся на недели и даже на месяцы.

Откинувшись на шелковый диванный валик в своей спальне, в крепости Агры, он попытался вызвать в памяти освежающие, прохладные дожди Ферганы, которые надувало ветром из-за зазубренной вершины горы Бештор, но бесполезно. Подвесное опахало над его головой едва шевелило застоявшийся воздух, и ему было трудно припомнить, что это за ощущение, когда не жарко и не душно. В нынешнюю пору даже в посещении садов было мало радости: вид прибитых дождем цветов, раскисшей земли и переполненных водой дренажных стоков лишь ухудшал настроение.

Поднявшись, Бабур попытался было сосредоточиться на своем дневнике, но слова не шли, и в конце концов так ничего и не записав, он в раздражении отшвырнул усыпанную драгоценными камнями чернильницу. Может, стоит пойти на женскую половину? Он мог бы попросить Махам спеть. Иногда она подыгрывала себе на круглой, с тонким грифом, лютне, некогда принадлежавшей Исан-Давлат. Махам уступала бабушке по части умения играть, однако лютня и в ее руках издавала сладостные звуки.

А то можно сыграть с Хумаюном партию в настольную игру с резными фигурками. Ум у его сына хваткий, быстрый, а потому Бабур еще более гордился тем, что чаще всего выигрывал. Его забавляло растерянное выражение на лице Хумаюна, когда он завершал победную партию традиционным восклицанием — «шах мат», что означало «царь погиб». Потом они обсудят намеченный им поход против правителей Бенгалии, который должен будет начаться, как только стихнут дожди. Укрывшись в своих влажных джунглях, которыми поросла дельта Ганга, те вообразили, будто могут бросить вызов могуществу Моголов, не признавая верховенство Бабура.

— Пошли за моим сыном Хумаюном и принеси доску с фигурами, — приказал правитель слуге.

Пытаясь стряхнуть сонливую слабость, он встал и, подойдя к выходившему на реку окну, бросил взгляд на протекавший внизу, разбухший от дождей, поток. Какой-то крестьянин гнал вдоль размокшего берега тощих буйволов.

Заслышав шаги, Бабур обернулся, ожидая увидеть сына, но то был всего лишь одетый в белое слуга.

— Повелитель, твой сын просит прощения, но он нездоров и не может покинуть свои покои.

— Что с ним?

— Я не знаю, повелитель.

До сих пор Хумаюн ни разу не хворал. Может быть, всеобщее оцепенение, которое приносят муссоны, способно лишать энергии и духа даже самых сильных людей?

— Я пойду к нему.

Бабур набросил желтый шелковый халат, сунул ноги в остроносые лайковые туфли без задников и поспешил из своих покоев на другую сторону обнесенного галереей двора, на котором вода не била, как полагалось, сверкающими струями из фонтанных чаш в форме лотосов, а выплескивалась через края переполненных бассейнов.

Хумаюн лежал на спине, забросив руки за голову, с закрытыми глазами. Его била дрожь, лоб был покрыт потом. Услышав голос отца, он открыл глаза, и стало видно, что они налиты кровью, а зрачки расширены. Бабур слышал его тяжелое, хриплое дыхание. Казалось, каждый глоток воздуха стоит ему болезненного усилия.

— Давно ты почувствовал себя плохо?

— Рано утром, отец.

— Почему мне не доложили? — Бабур гневно воззрился на слуг сына. — Немедленно послать за моим хакимом!

Он обмакнул свой платок в воду и вытер Хумаюну лоб, но пот тут же выступил снова. Он просто струился по лицу больного, а дрожь даже усилилась, да так, что у Хумаюна начали клацать зубы.

— Повелитель, хаким здесь.