Марек молчит, ерзает на стуле, смотрит за окно на чудесные сосны, стоящие неподалеку за увитой плющом оградой. Под сводами соснового бора на усыпанной хвоей земле горят проплешины солнечного света. Утоптанная дорожка петляет между шелушащихся красноватых стволов, и очень хочется выйти из-за стола, спуститься по ступенькам с крыльца и быстро идти куда-то по этой дорожке.
– Твоя панночка неравнодушна к военным, – неодобрительно говорит пани Фелиция, – увидит мужчину в красивой форме и ну давай хвостом вертеть! Помню, пару лет назад она едва не выскочила замуж за этого… как его…
– За пана Зденека, – подсказывает ей горничная Грася.
Она наливает тетке вторую чашку кофе и добавляет из маленького кувшинчика сливок.
– Да, верно, за пана Зденека, – соглашается тетка. – Я его помню. Да, пан Зденек был хорош собой – высокий, широкоплечий. Хотя малость похож на цыгана.
– Ваша правда, – тихо смеется Грася, – он и верно, на цыгана похож.
– А чем все кончилось? – спрашивает пани Фелиция то ли Марека, то ли себя, то ли Грасю, – пан Зденек оказался проходимцем, сбежал из воинской части. Свадьбу пришлось отменить. А Катаржина уже купила платье и гостей пригласила. Да, не повезло бедняжке…
Тетка не торопясь пьет кофе и смотрит за окно.
– Так что же Катаржина? – допытывается Марек.
– Это зимой твоя прекрасная Катаржина познакомилась в Картузах с одним офицером. Его зовут Войцех… Да, Войцех Гроттер. Когда пан Гроттер приезжал в гости, Катаржина непременно гуляла с ним под ручку по всему селу от околицы до озера.
– Видный мужчина, – замечает Грася. – И форма на нем сидит, как влитая!
– Да, пан Гроттер хорош собой, – соглашается с горничной пани Фелиция. – я, признаться, в этих нашивках, погонах и звездочках не разбираюсь, но Катаржина говорила, что он майор… Так вот, в конце зимы они поженились, и пан увез Катаржину к себе.
– Куда увез? – допытывается Марек.
– В Картузы, – отвечает тетка, и улыбается своим мыслям, и смотрит за окно.
– Катаржина мне рассказывала, что у пана Гроттера очень миленький домик, а за домом небольшой сад, – снова влезает в разговор Грася, – а в саду вишневые деревья и яблоньки. Я помню, Катаржина говорила, что они живут не в центре, а вроде как в пригороде. Она и улицу назвала… Улица Францишка Сендзицкого…
– Пан Войцех вовсе не старый, я ничего такого сказать не хочу, – замечает пани Фелиция, – разве что он немного староват для Катаржины. Я так думаю, ему хорошо за тридцать… Скажем, лет тридцать пять, а то и больше…
– Строгий мужчина, но такой обходительный, – говорит горничная.
Марек допивает кофе и поднимается из-за стола.
– Пойду на велосипеде покатаюсь, – говорит молодой человек и идет во двор.
Но прокатиться в Картузы в тот день у Марека не получилось. Камера в заднем колесе прохудилась и быстро спускала воздух. Марек находит ключи и снимает колесо. Он стоит с велосипедным колесом в руках возле сложенной из бревен дворовой стены и смотрит, как летят по высокому небу белые облака. Мареку кажется, что это уже было с ним когда-то. Тень бежит по траве к крыльцу, порыв ветра качает вишневые деревья и срывает с веревки повешенное для просушки белье. Марек смотрит, как летит и падает на грядку с луком белые простыня.
– Да что же это такое! – ругается Грася, спускаясь с крыльца. – Чеслава! Чеслава! Ты только посмотри! У тебя все белье по саду разлетелось!
Чеслава выходит следом. Стоит и смотрит, как кружатся над грядками наволочки.
– Ну, что стоишь? – одергивает ее Грася, – иди, собирай!
Чеслава быстро спускается с крыльца, проходит мимо и косит на Марека глазом.
Пока горничные собирают по саду белье и снова развешивают на веревке, Марек ставит на велосипедную камеру заплатку. Он оставляет камеру лежать на скамейке, а сверху кладет кирпич, чтобы лучше схватился клей.
– Ты почему белье не прищепила? – спрашивает горничную Грася. – Вот же прищепки в корзинке?
Она стоит, высокая худая, в темном платье, и хмурится, и строго смотрит на Чеславу. А Чеслава кажется рядом с долговязой Грасей совсем девочкой. Она смотрит под ноги и теребит в руках край крахмального передника.
– Я позабыла… – говорит Чеслава и откидывает рукой со лба черную челку.
– Позабыла, – ворчит Грася, – а что с этим теперь делать?
И она показывает горничной испачканную землей белую кофточку.
– Ой! Давайте я сейчас живо постираю!
– Постираешь, – соглашается Грася, – а ну, пойдем…
Она проходит мимо Марека и стоящего колесами вверх велосипеда и заходит во двор. Чеслава семенит следом.
– Грася, миленькая… – слышит Марек тонкий девичий голосок. – Я же не нарочно!
– От тебя одни лишние хлопоты, – выговаривает ей Грася. – В другой раз будешь помнить про прищепки. И откуда ты взялась такая неумеха?
Скрипит дверь в чулан. Марек стоит возле распахнутых ворот и смотрит, прищурясь, на бегущие по небу белые облака.
– Теперь надо ждать, пока клей схватится, – думает про себе Марек. – А там уже и обедать пора. А после обеда и вовсе поздно ехать.
Он слышит, как в чулане Грася стегает прутом Чеславу, боязливо ежится и оглядывается в сумрак двора.