– Итак, по поводу того, что произошло в Булонском лесу, у нас есть показания четырех человек. Вы уверяете, что не видели никаких посторонних лиц. Хобсон клянется, что осмотрел все возле места дуэли и тоже никого не видел. Молодой Скотт искал пулю виконта и ничего не нашел. Доктор Монруж считает, что причиной смерти полковника Уортингтона стал выстрел, произведенный его противником. Таковы факты. Что мы можем им противопоставить? Уверенность Сергея Васильевича, что с дуэлью что-то нечисто, последующее нападение на него и его исчезновение.
– И мое ощущение, что что-то было не так, – подала голос Амалия.
– И то обстоятельство, что Хобсон и Скотт вовсе не обязательно сказали вам правду. Да и доктор Монруж тоже мог соврать, если его подкупили или, к примеру, на него как следует надавили.
– Разумеется.
– Что касается незнакомца, с которым говорил Сергей Васильевич в своем купе, давайте будем честны: данный факт вам кажется подозрительным, потому что вы знаете, чем все кончилось. Нет никаких доказательств того, что собеседник господина Ломова имел отношение к его исчезновению.
– Как и никаких доказательств обратного, – отозвалась Амалия с легкой улыбкой.
– Хорошо, сударыня, будь по-вашему. В принципе любой человек, с которым Сергей Васильевич общался в последние дни, вызывает определенные подозрения… Что-нибудь не так?
Амалия только что поднялась с места, подошла к окну и встала за портьерой так, чтобы ее не было видно снаружи.
– Похоже, я оказалась права, – негромко проговорила она, оборачиваясь к Осетрову. – Он до сих пор здесь.
– Кто, госпожа баронесса?
– Филер. Я заметила его вчера, когда вышла из дома и отправилась на Шоссе д’Антэн. Потом, когда я в первый раз поехала на улицу Аркад, филер следовал за мной в экипаже. Доктора дома не было, и я решила отправиться в Булонский лес. Затем я поела дома и вернулась на улицу Аркад, но этот господин не отставал. Сегодня он снова ходит за мной по пятам… – Амалия нахмурилась. – Кстати, у него военная выправка. А это не может быть капитан Уортингтон?
Осетров поднялся на ноги, подошел к окну и выглянул наружу.
– Нет, это не Тревор Уортингтон, – сказал он спокойно. – У капитана шрам через все лицо, его легко узнать. Думаю, это кто-то из контрразведки. Получается, вы у них тоже под колпаком.
– Чем это мне грозит? – спросила Амалия.
– После исчезновения Сергея Васильевича нас очень стараются не выпускать из виду, – усмехнулся Осетров. – Но более никаких действий они не предпринимают… если не считать задержания двойника Ломова.
– Когда я сегодня утром просматривала почту, – медленно проговорила Амалия, – я заметила, что кто-то уже смотрел ее до меня. Конверты аккуратно расклеивали и потом заклеивали.
– Плохо, – уронил ее собеседник. – Значит, речь действительно идет о неких сведениях, огласки которых французы очень и очень опасаются. Что же такого Сергей Васильевич мог узнать?
Он вернулся на свое место за небольшим, но изящным бюро палисандрового дерева, сел и мрачно задумался. Амалия опустилась в кресло, в котором до того сидела.
– Возможно, через некоторое время кое-что прояснится, – сказал наконец резидент, глядя на Амалию. – По крайней мере, я приложу все усилия, чтобы понять, что происходит. А вам, госпожа баронесса, я предлагаю вернуться в Петербург следующим экспрессом. В нынешних условиях, оставаясь в Париже, вы ничем не сможете помочь.
– Я никуда не уеду, пока не выясню, что произошло с Сергеем Васильевичем, – отрезала Амалия.
– Даже если вас потребует к себе генерал Багратионов?
– Если он вызовет меня, я могу вспомнить, что давно не брала отпуска.
Осетров невольно улыбнулся ее горячности, но Амалия видела, что в глубине души он одобряет ее.
– Хорошо. Могу я спросить, что вы намерены предпринять, госпожа баронесса?
– Навещу несколько больниц для душевнобольных, – в высшей степени загадочно ответила Амалия. – Куплю двести мелочей в лавках и попрошу прислать их на мой адрес. Пусть агенты с ног собьются, выясняя, не подаю ли я кому тайного знака и не прячется ли Сергей Васильевич среди сумасшедших…
На следующий день Амалия объездила несколько больниц, предварительно убедившись, что за ней по-прежнему ведется слежка. В одной больнице она представлялась членом благотворительной организации (что, кстати сказать, было чистой правдой), в другой говорила, что ищет своего дальнего родственника, потерявшего память, в третьей спрашивала, не работает ли здесь доктор такой-то, который будто бы обещал жениться на ее сестре (разумеется, вымышленной). Покончив с больницами, Амалия поехала по магазинам, где провела не один час, а затем вернулась в посольство и написала сама себе две дюжины писем, которые при желании можно было истолковать как завуалированные шифры с упоминанием различных адресов. Осетров, хоть для виду и пожурил баронессу за стремление водить противника за нос, пообещал немедленно все отправить, и Амалия вернулась к себе, предвкушая, как агенты контрразведки собьются с ног, выясняя, что на самом деле стоит за текстами загадочных посланий.