Я, моргнул, когда слова герцогини внезапно всплыли в моей голове. Я подумал о ее больших карих глазах и мягкой улыбке, когда она говорила о Нико и Розе. Вспомнил благоговение и грусть, звучавшие в ее голосе, когда она рассказывала о своей старой лошади.
Я посмотрел на свою обнаженную руку. По моей коже пробежали мурашки. Я не чувствовал холода, но температура упала, поэтому я рассудил, что именно в этом и была причина.
Покинув загон, я направился к дому. Лунный свет освещал путь по садовой дорожке. Когда зашел в коттедж, то сразу же подошел к камину и подбросил в него несколько поленьев. Мои мышцы ныли, и я нуждался в тепле. Как только огонь ожил, я снял свою одежду и забрался в старую душевую кабину. Горячая вода расслабила мою напряженную шею и плечи. В воздухе повис запах горящего дерева. Я не двигался, просто стоял наклонив голову, пока вода не стала прохладной, а затем и вовсе ледяной.
Я натянул спортивные штаны, позволив своим мокрым волосам сохнуть самим, и приготовил немного кофе в своей гейзерной кофеварке. Затем достал из холодильника немного готовой пасты и налил бокал мерло 2010 года.
Прежде чем приступить к еде, я поставил новую пластинку в старый проигрыватель отца. Когда игла заскрипела по винилу из колонок полилась Травиата33
Верди.На мгновение, когда вводные такты заполнили комнату, я уставился на единственный деревянный стул у камина. Когда-то здесь был и другой, стоящий напротив. Если бы я закрыл глаза, то мог бы увидеть своего отца, сидящего там и читающего книги вслух специально для меня, пока его любимая опера играет на заднем плане. Когда я был моложе, мы каждый вечер садились у камина после тяжелой работы, и он читал мне наши любимые книги.
Из классики — моей любимой был Граф Монте-Кристо, а его Шерлок Холмс. Из фантастики — у меня был Хоббит, а у него Властелин Колец. Но его абсолютным фаворитом, да и моим тоже, была философия. Он рассказывал мне об Аристотеле и Платоне и их суждениях о любви. Он говорил о моей матери, которую любил сверх всякой меры. А также о том, что она была его второй половинкой души.
Он говорил, что однажды я тоже встречу свою половинку.
С тех пор как его не стало, старый дом, казалось, лишился жизни. Единственный, теперь уже одинокий, стул у камина был таким же одиноким, как и мое сердце.
Я открыл глаза и уставился на поднимающееся красно-оранжевое пламя. Я сморгнул блестящие слезы с глаз, отказываясь позволять им упасть.
Музыка достигла крещендо, и я вернулся обратно на кухню, чтобы забрать еду и вино. Я пришел в гостиную и сел на стул перед камином. Я быстро съел свой ужин, а после помыл и убрал единственную тарелку.
Чувствуя себя беспомощным, я выключил лампы в своем маленьком доме, одну за другой. Прошел в спальню и, как делал каждую ночь, сел на край кровати. Сделав глубокий вдох, я вытащил конверт из тумбочки и открыл его. Как можно осторожнее, я вытащил из него письмо, состоявшее из трех листов. С трясущимися руками, я пробежал глазами по идеальному рукописному письму, изучая каждое слово. И как каждый вечер, просматривая каждую страницу, я чувствовал, как мое сердце разбивается на части.
Комок подступил к моему горлу, и я не мог дышать.
Я сделал глубокий вдох и пробежался пальцами по страницам, прежде чем убрать их обратно в конверт и положить в ящик своей прикроватной тумбочки. Забравшись под одеяло, я выключил последнюю лампу в этом доме. Сквозь открытые ставни было видно ночное небо, я лежал и наблюдал за яркими звездами. До моих ушей донесся топот копыт лошадей, гуляющих вокруг загона, а также жужжание разбрызгивателей, поливающих виноград. Когда я закрыл глаза, ощущая, как ко мне подкрадывается усталость, я поймал себя на том, что представляю пару добрых карих глаз и мягкий нежный смех, доносящийся с легким ветерком.
Было любопытно, что этот образ на мгновение вытеснили ощущение дыры в моем животе, которое возникло семь месяцев назад, и от этого мне стало легче дышать.
***
На следующее утро солнце едва взошло, а я уже взялся за следующий ряд виноградника. Я наполнил только три ведра, когда звук шуршания листьев заполнил паузу, пока кассета сменялась другой мелодией. Заметив какое-то движение слева от себя, я повернулся, и весь воздух замер в моих легких. В конце ряда стояла герцогиня в той же черной спортивной одежде, что и вчера. Ее губы изогнулись в улыбке, когда она слегка помахала мне рукой. Я вскочил на ноги, мое сердце громыхало в груди.
Герцогиня сделала шаг, затем еще один, и чем ближе она становилась, тем больше я замечал странное выражение лица. Это было похоже на неверие. Или возможно благоговение или… я не был уверен.
— Привет, снова, — сказала она.