Вуду

Сашкин отец искренне любил свою работу, свою деревню, людей, живущих в ней и окружавших его. И люди отвечали ему взаимностью. Сашка видел, понимал это всем своим маленьким сердцем. Он гордился своим отцом. И сейчас, наблюдая, как тот красиво и ладно скачет к нему на самом крупном и своенравном колхозном жеребце, видел в нём своего ангела-спасителя. Надежда на освобождение от порки за этот злосчастный, триста лет ненужный Сашке, солидол приближалась.

Конь под отцом был знатный: вороной до блеска, высокий под два метра в холке и непокорным нравом. Он не мог стоять спокойно, норовил пуститься вскачь, едва удерживаемый сильной отцовской рукой. В колхозе было два племенных жеребца: старый, более степенный, в белых яблоках породистый Жених, и молодой, красивый и крепкий, но совсем неуправляемый Бес. Бес никого не подпускал к себе, злобно наливал кровью свои огромные глаза, кусался, брыкался, сбрасывал с себя сбруи и любого седока. Его можно было только с большим трудом запрячь в двуколку, но никак не для верховой езды. Конюхи поговаривали уже о том, что может быть стоит отправить его на мясокомбинат, но отец решил сам справиться с этой проблемой. Несколько человек запрягали Беса в небольшую и легкую двухколесную тележку, два конюха удерживали вожжи пока отец усаживался на жесткое сиденье. Перехватив ремни вожжей, отец крикнул: «Отпускай!». Бес рванул с такой скоростью и силой, что двуколка моментально скрылось в клубах придорожной пыли. Более трех часов люди у конюшни ждали, что же будет в итоге. «Всё, угробит Бес нашего председателя»,– сокрушались старики. Но вот перед глазами переживавших людей предстала изумительная картина. По деревенской дороге галопом скакал огромный, чёрный и блестящий, весь в белой пене с седоком на спине без седла, ещё норовивший рвануться в любую сторону, но жёстко удерживаемый и управляемый, измождённый и уже покорённый красавец конь по кличке Бес! Отец весь мокрый от пота, с ног до головы покрытый пылью, запыхавшийся и уставший, но довольный и счастливый, соскочил с жеребца. Отцу приходилось ещё крепко держать в руках то, что осталось от сбруи. Не давая коню проявлять своенравия, он обтер обильную, белую и резко пахучую пену с конского тела и отвел его в стойло.

– Разбитую двуколку заберёте возле мелового оврага. И приготовьте надёжное и крепкое седло, завтра на нём поеду, – сказал Сашкин отец, не обращая внимания на восторженные возгласы, похвалу и одобрения столпившихся людей.

Весть эта разнеслась по деревне с невероятной скоростью. Везде, возле колодцев, на фермах и станах, на стариковских дровяных посиделках только и было разговоров о силе и ловкости председателя. Женщины, встретив Сашкиного отца, громко цокали языком и даже хлопали в ладони, старики почтенно снимали свои картузы, одобрительно кивали головами, выражали искреннее уважение за сохранение казацкого умения джигитовки и обычаев отцов и дедов. Отец стеснялся, краснел и отмахивался, он не любил похвалы в свой адрес. Уж так был устроен этот человек. Но с той поры Бес слушался только Сашкиного отца и был его постоянным и верным другом и помощником.

Сашкина защита, спасение и надежда на коне были уже совсем близко. Возле этого уже ставшим ненавистным солидолом в бочке. Отец удивлённо посмотрел на заплаканное, чумазое от слез и грязи с мольбой и надеждой в глазах, детское лицо. Затем перевел взгляд на рядом стоящего конюха и на уздечку в его руках. В глазах старика светились ирония и лукавство, он молчаливо ждал отцовской реакции.

– Что тут у вас?– спросил отец.

– Да, я.… Да, я только.… Да, я только хотел…,– обида, боль и слезы не давали Сашке сказать, что только хотел посмотреть этот солидол, а ему за это так досталось.

Отец наклонился, взял сына под мышки, усадил к себе в седло, вытер своим носовым платком лицо ребенка и посмотрел в детские глаза. Этот взгляд Сашка запомнил на всю жизнь! Всегда нежный и ласковый, ясный, любящий и чистый, сейчас был строгим и суровым, с искренней обидой и укором, проникающим внутрь Сашкиного тела, до самой глубины души!

– Что же ты позоришь меня, сын! Запомни на всю жизнь: не твоё что-то – не смей трогать! Никогда в жизни!

Отец опустил Сашку на землю и повернулся к конюху:

Поделом ему твоя наука, Никита! А бочку сейчас же откати на склад, не давайте повода для проявления детских глупостей! И тому, кто бросил её тут, тоже отпусти пару шлепков, скажешь, что председатель разрешил, – уже с улыбкой добавил отец старику.