Вулкан страстей наивной незабудки

Я схватила тряпку. Муж позвонил Степану, тот приехал и помог, завернул тело в брезент, ночью увез его в морг, у него какие-то знакомые там были, они, получив крупную сумму, труп в порядок привели, помыли, одели.

Валерий побарабанил пальцами по столу.

– Степан Ильич знал, что Гортензия убила брата? Мне он даже не намекнул на такую возможность.

– Монахи умеют хранить тайны, – вздохнула Буля.

– Калягин все организовал, – продолжала Галина Сергеевна, – сделал справку, что у Никиты был инфаркт. В медкарте подростка ранее уже было упоминание о пороке сердца, нам требовалась причина для домашнего обучения. Как Степа все сделал, не знаю, но мы без проблем тихо похоронили Никиту, никого с ним попрощаться не звали, тело кремировали, а прах зарыли в могилу родителей мужа. Если кто вдруг о мальчике спрашивал, я отвечала, что он в санатории скончался. Гортензию положили в клинику мужа в ВИП-палату, где лечили депрессию «звезды». Ей делали капельницы, проводили антистрессовую терапию. У меня же было странное состояние. С одной стороны, я понимала: случилось ужасное. Горти лишила жизни Никиту. Что может быть страшнее? В голову лезли жуткие мысли. До сих пор дочь хлопот нам не доставляла. Вероятно, произошел несчастный случай, девочка не планировала лишить Никиту жизни, она просто оборонялась, схватила тесак и попала в горло брату. Но кто-то шептал мне в ухо: «Галя, а вдруг она все спланировала? Возможно, Гортензия очень хитра, прикидывается доброй, а сама монстр? Вспомни своих мать и отца, они кидались на помощь больному ребенку, могли всю ночь просидеть у его кровати, их считали сострадательными, опытными врачами. Ни одна душа не догадывалась, что когда медики ставили малышу капельницу, в специально оборудованном ими погребе умирала очередная замученная садистами женщина. Сергей, Марина и Николай казались прекрасными людьми. Может, и с Горти так? Эти мысли были ужасны. Но, с другой стороны… Никита убит! Понимаете?

Глава 35

Александр Викторович кивнул и погладил Галину Сергеевну, словно маленькую девочку, ладонью по голове.

– Его нет! – повторила Моисеенко. – Ушел навсегда. Сгинул в небытие. Господи! Я ощутила такое счастье. Вам меня не понять. Мать не должна радоваться кончине ребенка, я старалась найти в своей душе хоть каплю доброго чувства к покойному. Но перед моим лицом появлялась бабка Анна Сергеевна, она хохотала и каркающим голосом вещала:

– Уродина родила урода. И уродку. От сына избавилась, а дочь куда денешь? Она убийца! Не послушала меня, наплодила детей! Заварила крутую кашу, теперь жри ее ложкой, пока котел не опустеет.

Как я с ума не сошла? Не знаю! Мы с Гортензией уехали в Крым, ни о Никите, ни о смерти мужа ни разу не заговорили, делали вид, что у нас все в порядке, гуляли, купались. Я на пляже книгу читала, Горти с какой-то девочкой познакомилась, они бегали местных кошек кормить, собирали в столовой остатки с тарелок и относили животным. В один из дней мы решили поехать на экскурсию, я открыла шкаф, начала искать сарафан дочки, а его нет! Куда подевался? Спросила у Горти. Та заныла:

– Мамочка, не сердись, я без разрешения, когда ты заснула, купаться ночью побежала, одежду на камнях бросила, а когда вышла, не нашла ее. Пришлось в номер в купальнике возвращаться, не хотела тебе рассказывать, боялась, что ты заругаешься.

Я ее пожурила и забыла. А потом во время ужина вышла в зал повариха, начала трясти какой-то тряпкой и кричать:

– Кто-то из детей убил мою любимую кошку! Сначала мучил, потом задушил. Найду эту девчонку! Она мою кисоньку в свою одежонку завернула и в кусты швырнула. Но добрые люди нашли Белочку и мне принесли. Я шмотку в милицию отдам! Мало гадюке не покажется. Чья это вещь? Кто ее узнал?

Все зашептались, а я едва со стула не свалилась. Баба держала в руке сарафан Горти.

– Представляю ваше смятение, – протянула Буля.

– Нет, не представляете и не дай бог вам мои чувства в тот момент представить, – отрубила Моисеенко. – Еле-еле до конца ужина высидела, побоялась сразу убежать, понимала, это всем подозрительным покажется. В номере я устроила Гортензии допрос, та изобразила непонимание.

– Я же тебе говорила, что сарафан украли.

Ни раскаянья, ни жалости к убитому животному в ее голосе не было.

Галина Сергеевна закрыла лицо ладонями.

– Свет померк. Сгустилась тьма вавилонская. Мне стало понятно: Гортензия такая же, как Никита и все мои родственники. Валентин Петрович умер. Я осталась одна с чудовищем. Номер наш располагался на пятом этаже. Был порыв прыгнуть с балкона, навсегда покончить с ужасом, который меня большую часть жизни сопровождает. Как удержалась, не знаю.

Моисеенко потянулась к коробке с салфетками, выдернула пару штук и промокнула глаза.

– Хотела загнать дочь в угол, заставить ее признаться, но вспомнила Никиту, и язык к небу прилип. Уже проходила один раз подобное. Не поможет. Лучше изменю тактику, сделаю вид, что я ей поверила.