Вулкан страстей наивной незабудки

– Попробуйте вспомнить, одежда девочки была окровавленной? Если да, то вы, наверное, ее сожгли?

– Нет, – после небольшой паузы ответила мать, – у нее руки-ноги были испачканы, а платье чистое совсем. Вот одеяло она измазала.

– Конечно, – согласилась Буля, – девочка на кровать бросилась, и кровь с рук и ног на плед попала. А волосы, лицо? Они как у нее выглядели?

– Обычно, я не разглядывала ее внимательно, – призналась Галина.

– Но в ванной девочку мыли? – не успокаивалась эксперт.

– Руки-ноги да, а голову нет, – вспомнила Галина, – да и не до того мне было. На кухне Никита лежал. С раной на шее. Ужасной. От уха до уха! Тесак у меня острый, как бритва, широкий. Боже!

Гортензия встала.

– Дайте мне сказать. Иначе дело обстояло. Мать ушла. Дверь хлопнула. Я обрадовалась, потому что хотела позаниматься музыкой. Купила в магазине тайком учебник по сольфеджио, работала с ним, когда дома родителей не было. В квартире, кроме Никиты, еще находилась Кара.

Гортензия повернулась к подруге.

– Ты помнишь?

– Да, – ответила та, – я через пару секунд после Галины Сергеевны ушла.

Горти посмотрела на меня.

– Именно так. Я Карину провожать не пошла, я никогда ее до двери не доводила. Открыла учебник, начала читать, вдруг… грохот, звон и такой звук, словно мешок уронили. Слух у меня стопроцентный, я поняла: в кухне что-то упало. Встала, споткнулась об угол ковра, плюхнулась, вскочила и в коридор вылетела. Смотрю, мама моя из квартиры выскакивает, дверь закрывает.

– Нет! – возмутилась старшая Моисеенко. – Ты не могла меня видеть, я уже в сквере с папой сидела, ушла до Карины. Еще сказала вам, перед тем как уйти: «Буду кухню мыть, дверь запру, не лезьте ко мне, а тебе, Кара, пора домой».

– Ой, да ладно, небось ты вернулась потихоньку, – отмахнулась Гортензия, – я еще удивилась. На тебе был халат темно-коричневый, ты его всегда надевала, когда на кухне толкалась. Что, и про дурацкую одежду я тоже сейчас выдумала?

– Это нет, – признала Галина Сергеевна, – я аккуратная, и дома никогда халдой не ходила, носила и ношу платья хорошие. Когда готовишь, можно испачкать вещь. Передник рукава открытыми оставляет, и всю грудь за ним не спрячешь. Мне пришла в голову мысль: заведу-ка шлафрок. Очень удобно. Накинула его, подпоясалась, и возись с тестом-фаршем. Если муж домой не вовремя вернулся, я халат с плеч долой и в момент становлюсь красавицей.

– Отличная идея, – одобрила Аня, – возьму ее на вооружение.

– И платок в цвет был, – продолжала Галина, – волосы у меня богатые даже сейчас, а раньше их вообще на трех овец хватило бы, копна на плечи падала. Но волос даже очень любимой женщины неприятен в супе. Поэтому я пользовалась косыночкой, спокойно варила-жарила.

– Не стану спорить, – заявила Горти, – она не врет, но я четко видела фигуру в халате и косынке, которая на лестницу выбежала. Ой, я так испугалась! Кинулась на кухню. А там! Миска с печенью на полу, весь фарш вывалился, Никита лежит, горло у него…

Гортензия схватилась за грудь.

– Слов нет. Я же маленькая была, тринадцать лет всего, подумала: брату помочь надо. Нагнулась над ним… спросила: «Кит, можешь встать?» А у него… глаза… такие… я поняла: вот она, смерть. Зачем-то нож схватила, который рядом валялся, в детскую убежала, на кровать залезла, оцепенела. Потом мама пришла, обняла меня, сказала: «Прости, прости, я не хотела, чтобы так вышло». А я ничего произнести не могла, язык заледенел. Я не трогала брата. Руки-ноги испачкала, потому что около его тела находилась. Мать убила Никиту. Я видела ее!

– За дверь выходила Галина Сергеевна? – уточнил Валерий.

– А кто еще? – удивилась Гортензия. – Халат мамин, ее платок. Дома никого больше не было.

– Лицо уходившей вы видели? – продолжал Крапивин.

– Я стояла в коридоре, она на лестничную клетку выскакивала, я в спину ей смотрела, – протянула Горти.

– Вспомнила! – подпрыгнула Галина. – Я, когда муж из автомата у метро позвонил, бросила печенкой заниматься, халат и косынку повесила на крючок у двери в кухню и ушла. Потом этот ужас начался. Не до готовки было. Я только через неделю вспомнила про халат и… не нашла его. Он исчез вместе с косынкой.

– Мама, – устало произнесла Гортензия, – тебе не надоело прикидываться? Ты нацепила халат, чтобы не измазаться, убила Никиту и убежала. Я сначала в шоке была, потом поняла: Никита тебя довел, вот ты и повела себя так, как генетика подсказала. Если ты из семьи маньяков, то рано или поздно человека жизни лишишь. Папа умер, мать сейчас в разнос пойдет, еще кого-нибудь зарежет, ее поймают, вылезет на свет правда, мне покоя не будет. Лучше буду ее стеречь. Ведь мама призналась в убийстве, шептала мне: «Прости, прости, не хотела, чтобы так вышло». Почему она извинялась?

– Горти, что за чушь ты несешь? – заплакала Галина. – Кто кошку убил в санатории и в свой сарафан завернул?