Вулканы над нами

Было уже три часа, когда я вышел от дона Артуро и пустился в обратный путь. Чтобы избежать лишнего риска, я снял нарукавную повязку Армии освобождения, но мешковатый мундир выдавал меня. Я, впрочем, мало думал об этом и наслаждался прогулкой. Окраины Гватемала-Сити всегда привлекали меня. Они напоминают пограничный городок конца прошлого века, как его показывают в кинофильмах, но только здесь все гораздо живописнее: лавки, жилые дома, таверны — кроваво-красные, синие, желтые — тянутся вереницами во всех направлениях. Пройдя несколько кварталов, я стал замечать, что город сегодня выглядит как-то по-особенному. Двери на запоре, ставни задвинуты, нет пьяных метисов, сидящих в грязи возле кабаков. Потом я увидел три тележки мороженщиков; они были брошены владельцами и стояли в ряд. Пока я раздумывал над всем этим, впереди, на освещенном солнцем дальнем конце улицы, показалось несколько солдат правительственных войск; один из них открыл огонь из автомата. Я был удивлен, но не слишком. Гватемала — страна, в которой всегда можно ждать чего-либо в этом роде. Люди стреляют друг в друга по самому пустячному поводу и чаще всего, как и в данном случае, раньше, чем подойдут достаточно близко для прицельного огня.

Окраины Гватемала-Сити пересечены глубокими узкими канавами, которые называются здесь барранкас. Улица, по которой я шел, тянулась вдоль такой канавы. Я перебежал через дорогу и заглянул вниз. На дне канавы и по склонам лежали всякие отбросы; несколько черных грифов-стервятников рылись в них. Солдаты приближались, шагая вперевалку, они казались лилипутами из цирка. Автоматчик дал еще одну очередь: пули засвистели и защелкали, ударяясь в стену в пятнадцати ярдах от меня.

Я перескочил через невысокую стену и стал спускаться по склону канавы, лавируя между булыжниками, колючими кустами и ржавыми канистрами. Сейчас я сообразил, что перестрелка идет по всему городу и что я давно уже ее слышу. Но я был убаюкан мирным городским пейзажем и, как видно, принимал выстрелы за отдаленный шум любительских оркестров. Я шагал по неровному дну канавы, стараясь держаться прежнего направления.

Канава здесь достигала тридцати или сорока футов в глубину; мелкий кустарник по склонам и деревья наверху скрывали меня. Звуки боя неслись со всех сторон. Мне казалось, что я различаю уханье минометов на аэродроме Аврора, треск мортир и разрывы ручных гранат со стороны Рузвельтовских казарм. Дно канавы было малоприглядным, но меня это не беспокоило. После дождя стояли лужи черной зловонной воды, ручные стервятники ковыляли среди отбросов, похожие на ревматических кур. Невдалеке валялись две дохлые лошади; смерть настигла их на улице, и их свалили вниз. Мелкие черные ястребы, которых здесь называют их старым ацтекским именем цопилотес, деловито потрошили лошадей и пожирали их внутренности.

Местами дно канавы как бы вздыбливалось, и до уровня улицы оставалось десять или пятнадцать футов. Тогда шум боя становился отчетливее: рев автомашин, шедших на малой скорости, бронхитный кашель крупнокалиберных револьверов, которые все еще в ходу в Гватемале; отдаленные яростные выкрики доносились, как голоса плохих актеров в мелодраме, когда смотришь ее с галерки в большом театральном зале. Потом канава снова шла под откос, крыши домов проваливались за линию горизонта, виднелся только конус вулкана, легкие дымки от трассирующего снаряда да испуганные голуби в небе. Шум боя стихал.

Попасть в нужный район, пробираясь по барранкас, не так просто. Они часто разветвляются. Иногда я поворачивал не туда и заходил в боковой ход, оканчивавшийся тупиком.

Прошло около двух часов, пока, обойдя город по окраинам, я добрался до места, откуда. как мне казалось, можно было выйти к Рузвельтовским казармам. Здесь бой был в разгаре. Я скорчился у верхнего края канавы, прислушиваясь к разрывам снарядов и треску ружейного огня. Казалось, что идет настоящее сражение, в котором каждая сторона имеет по нескольку тысяч бойцов. Когда я попытался осторожно приподняться, из-за баррикады, отстоявшей в сотне ярдов, кто-то выстрелил в меня из винтовки.

Я решил отступать. Я спустился вниз и пошел назад тем же путем, пока шум боя не затих вдали. Тогда я вторично вылез из барранка и оказался на тыквенном поле, где-то между Первой и Второй улицами Западного района.

Здесь царила тишина, не было видно ни души.

Я вышел на Третью улицу и зашагал мимо афишных щитов и мастерских по ремонту велосипедов, которыми знамениты здешние места, прямо к Авенида Элена. Эту часть города я знал хорошо. Следующая улица, параллельная Авенида Элена, должна была быть Первая авеню, и я вспомнил, что в прежние дни один швейцарец держал там пансион поблизости от угла Третьей улицы. В этой части города особая опасность меня не поджидала. Здесь не было военных объектов, ничего такого, за что стоило бы сражаться, — одни курятники, тыквенные грядки да мастерские по ремонту велосипедов.

В небе в направлении Рузвельтовских казарм поднимались дымки.