Вулканы не молчат

— Может, с Карымского что сообщат? Прислушайтесь.

За перевалом, скрывшим от меня выжженные массивы, я свернул с тропы и лег на бугре возле шиповника-ползунка, расставившего на земле малиновые, крупно вылепленные розетки. Недельного путешествия в пределах извержения хватило, чтобы, вырвавшись оттуда, я почувствовал, как сильно соскучился по зелени.

Было и тепло и тихо. Башня Алаида, подобно фантастической ракете, напряженно целилась в какую-то невидимую за небесной голубизной точку — планету. Блуждающими вспышками лучились вечные ледники.

Собравшись поваляться в собственное удовольствие, я постепенно углубился в малоприятные размышления о бесплодности своего пребывания в экспедиции.

Открытий нет. С утра до вечера мы ходим возле потоков, орудуем лентой и ставим реперы. Потом начнется отбор образцов — механическая и тоже не обещающая сиюминутных открытий работа. Мы упакуем в брезентовые мешки полтонны разнокалиберных кусков лавы, и на том экспедиция будет закончена.

Что же дальше?

Ничего утешительного. Потянутся месяцы лабораторных исследований. Но и после того как они будут закончены, я не смогу воспользоваться их результатами. У меня достаточно опыта, чтобы предвидеть это заранее.

Лет восемь назад, в поисках «чего-нибудь интересного» для газеты, я отправился к знакомому геохимику, который месяцем раньше вернулся с Авачинского вулкана.

— Как идет обработка материалов?

— Ты знаешь, сам не ожидал — отлично.

— Чем поделишься?

Подумав, он открыл тумбу стола и подал мне обломок черного камня с глазастыми впайками светлых пород. Одна сторона камня была идеально отполированной.

— Это — брекчия. Спекшаяся масса эксплозивных выбросов. Дарю.

Поблагодарив за подарок, я сказал, что пришел к нему не за этим. Что дает обработка материалов?

Геохимик посмотрел на листы с рукописными таблицами.

— Здесь указаны температуры и химический состав фумарольных газов. Можешь переписать.

Смутившись, я все-таки не удержался от улыбки. Таблица в разделе новостей! Аш Хлор — 58,82 процента, эСО-два — 1,23 процента.

— Но из таблиц ты делаешь какие-то выводы.

— Естественно.

— Вот и расскажи о них. Он медленно продиктовал:

— Аш-два эС и Цэ Аш-четыре характерны только для низкотемпературных газов.

Я закрыл блокнот. Вулканы, конечно, — окна, только не те, что как заглянул, так сразу и увидел.

Я присматриваюсь к моим спутникам: теперь и в газетном репортаже требуют характера. Перед собой неловко — до того запрограммированно я к ним присматриваюсь. Мы всегда вместе, но я-то знаю, что меня с ними нет. Я в репортерской засаде, жду, когда кто-нибудь из них словом или машинальным действием обозначит скрытую суть своей натуры.

К сожалению (или, скорее, к счастью), ничего не происходит. Прорыв спокоен, критических ситуаций, которые могли бы «высветить» характеры, пока не случалось.

Мало чего дают мне и споры, хотя спорят они часто. В основном Алексей с Геннадием. Если во время съемки Алексей скажет: «Давайте сделаем так», Геннадий, который определил все наперед и для себя и для остальных, обязательно спросит: «А что это даст?» Вопрос прозвучит так, что станет ясно: идея не пройдет.

Костя отступит в нейтралку — ему ли не знать своего начальника, под чьим руководством работает не только здесь, во временной экспедиции, но и в лаборатории, — а Цюрупа, человек «с другого институтского этажа», долго и очень вежливо будет объяснять, почему свое предложение он считает единственно разумным. Вежливая непокорность подчиненного высекает из Геннадия искры язвительности, приводит его в состояние, «близкое к плавлению», и я замираю: сейчас грянет.

Но Геннадий уже кинул раскаленный уголь в студеную воду. Шшш… Короткая пауза, виноватый смешок.

— Знатоки. Начальника учат.

Костя поглаживает двуперстием прямую, жесткую бороду.

— Значит, один неругательный анекдот. Профессор задает вопрос: «В чем отличие фации от формации?» Студент говорит: «Вы и вчера об этом спрашивали. Хорошо ли повторяться?..»

Посмеявшись над тем, что в анекдоте мало смешного, Алексей озабоченно напоминает:

— А что, братцы, время-то идет.

— Давай, — машет мне Геннадий, и я отправляюсь по шлаковым буграм в очередной двадцатиметровый путь, оставляя на будущее исполнение надежды подсмотреть характеры моих героев.

За годы общения с вулканологами у меня накопился некоторый запас терминов, и кое-что из деловых, чисто профессиональных разговоров мне понятно без «переводчика». Но кое-что — это всего лишь кое-что. Я часто прибегаю к расспросам и уже натолкнулся на упрек Геннадия:

— С тобой от науки отвыкнешь. Вместо того чтобы называть вещи своими именами, приходится искать всякие заменители.