Вулканы небес

Они оказались не более подвержены притяжению, чем эта Земля и Луна. Эта теорема из науки воскресных школ. Это сказка математиков о том, как должны вести себя благонравные тела. В учебниках рассказывается, что спутник Сириуса — хороший пример к этой теореме, но это очередная байка. Если эта звезда и двигалась, она двигалась не так, как ей полагалось по вычислениям. Так что пример демонстрирует лишь неточность учебников. Именно посредством подобных неточностей астрономия приобрела репутацию точной науки.

Астроном в своих книгах часто дает набросок предмета, после чего оставляет его, поясняя, что вопрос слишком сложен, но может быть доказан математически. Читатель, которому тоже не чужды увертки, с облегчением вздыхает, радуясь, что его не заставляют вдаваться в сложности, и лениво принимает все на веру. Это надувательство. В наши дни многие из нас уже представляют, что могут проделать математики со статистикой — или с ее помощью. Слова «математическое доказательство» значат не более, чем слова «политическое доказательство». Почитайте газеты обеих сторон во время любой предвыборной компании и убедитесь, что политически можно доказать все, что угодно. Точно также возможно математически доказать, что дважды два — четыре, и можно математически доказать, что два никогда не становится четырьмя. Пусть у кого-то имеются два излюбленных математиками плода, то есть два яблока, и он попробует добавить к ним еще два. Проделать это не сложно, зато можно математически доказать невозможность такого действия. Или, согласно парадоксу Зенона, ничто не может преодолеть бесконечно делящееся пространство и добавиться к чему-то еще. Вот и я, вместо скептического заключения о математике, поддерживаю мнение, что она способна на все.

Учебники, или трактаты, как я называю эти пропагандистские писания науки воскресных школ, учат нас, что явление параллакса, или годичного смещения видимого положения звезд, инструментально определяет движение этой Земли вокруг Солнца. Эти смещения составляют, большей частью, величину пятидесятицентовой монетки в руках у жителя Нью-Йорка, какой она видна наблюдателю из Саратоги. Это весьма тонкие измерения. Мы спросим этих эфирных созданий, простительно ли им ошибиться в предсказании затмения на миллионную дюйма или на миллионную секунды?

Разберемся, чем они хвастают.

Мы увидим, что расхождения настолько велики, что некоторые астрономы регистрировали, как они выражаются, «отрицательный параллакс», то есть смещение звезд в сторону, противоположную предсказанной теоретиками. См. «Звезды» Ньюкомба и «English Mechanic» (114–100,112). Мы намерены показать, что сами астрономы не верят в определение параллакса, кроме тех, кому хочется в него верить. Ньюкомб говорит, что он не доверяет тем определениям, которые противоречат тому, чему он хочет верить.

Спектроскопия определяет то, чему хотят верить спектроскописты. Если кто-то думает иначе, пусть сравнит «определения» астрономов, поддерживавших или отрицавших Эйнштейна. Греб и Бахем в Бонне обнаружили смещение линий спектра в пользу Эйнштейна. Они были за Эйнштейна. Сент-Джон в обсерватории Маунт-Уилсон обнаружил, что спектроскоп свидетельствует против Эйнштейна. Он был против Эйнштейна. Говорят, что спектроскоп против нас. Но был бы у нас собственный спектроскоп, он бы нас поддержал.

В «Земле и звездах» Эббот говорит, что спектроскопия, «кажется, указывает», что переменные звезды, известные как переменные Цефеиды — это двойные звезды. Но, говорит он: «Однако расстояние между звездами предполагаемых пар оказывается невозможно малым». Когда спектроскоп определяет не то, что положено, он, «кажется, указывает».

Фотокамера — еще один идол астрономической кумирни. Я заметил, что способы надувательства, давно отжившие в других областях, все еще держатся в астрономии. В кино, если мы видим, как кто-то отплясывает на самом краю крыши, то не думаем, что его действительно снимали пляшущим на краю. Однако и в таком религиозном вопросе, как фотография в астрономии, камера, если хочет, чтоб ей поверили, должна говорить то, что положено.

Если бы астрономы почаще ссорились, много чего вышло бы на свет. Как я могу быть пацифистом при моей тяге к образованию? В военное время многое становится ясным. И в астрономии многое прояснилось во время противостояния Марса. Все, что Лоуэлл, со своим спектроскопом, камерой и телескопом, определил как признаки жизни на Марсе, Кэмпбелл, со своим спектроскопом, камерой и телескопом, определил как признаки ее отсутствия. Вопрос не в том, что определяют приборы. Вопрос в том — чьи приборы? Пусть все астрономы мира объединятся против наших идей, но их преимущество над нами — только в более дорогостоящем способе обманывать себя.