Вундергай-сыщик

— Дорогие товарищи взрослые и ребята! — обратился к аудитории Вундергай и жестом подсказал Мамуре вести протокол. — Позвольте мне выразить благодарность от имени организаторов этого сбора за то, что вы проявили интерес к нашему приглашению и сейчас любезно внимаете нашим словам. — Вундергай почувствовал, что говорит как-то вычурно. Еще ночью эта речь, придуманная им, казалась блистательной, она обещала загипнотизировать зал, а теперь выглядела смешно. Но отступать некуда. И он продолжал бодрым голосом, хорошо поставленным в беспокойный период своей вожатской работы. В те, не так уж далекие, времена приходилось Вундергаю выступать перед своими подшефными октябрятами и пионерами в присутствии учителей и даже родителей. Тогда еще, в первые минуты, он пребывал в состоянии невесомости: не ощущал себя, не слышал собственного голоса, не различал лиц присутствующих. Потом незримый барьер рухнул. Вундергай стал не только различать слушателей, но и умело втягивал их в беседу. Конечно, в этом немалая заслуга книг, бабушки, которая стала его первым режиссером в ораторском искусстве, да и зеркала, вовремя указывавшего на его недостатки в часы репетиций. И сей-час, в этом «зеленом зале», держался он легко, непринужденно, и речь его лилась сама собой, а мозг добросовестным компьютером подбрасывал на язык подходящие идеи и факты.

— В этой романтической беседке, — продолжал Вундергай, — уверен, собрались истинные романтики или, во всяком случае, те, кто желает найти точное определение этому волнующему явлению. — Он сделал паузу, отхлебнул из стакана с водой, услужливо подставленного Мамурой. — Так что же такое романтика? — Он достал из нагрудного кармашка маленький исписанный блокнотный листок. — Словари утверждают следующее: «Романтика — необычайность, увлекательность, героичность, восторженно-приподнятое настроение, воодушевление, подъем, например, трудовой», — Вундергай опустил на стол листок. — Так вот, дорогие товарищи, давайте вместе оценим одним из этих определений истинное состояние нашего квартала, а может, и всего массива «Гулистан». Как, по-вашему, у нас с «романтическим уровнем», а? Ну, кто самый смелый?

Аудитория заерзала, кто-то фыркнул, другой чихнул, переглянулись, поскрипели стульями и снова уставились на Вундергая. — Ну так что, по-вашему, обитает в нашем районе романтика или даже духа ее нет? Товарищи, мы не договаривались играть в молчанку…

С «Камчатки» поднялась девочка — длинноволосая, самоуверенная, одна из тех, что спрятали погашенные сигареты в карманы своих сарафанов.

— Да, действительно, в словаре красиво изобразили этот факт, а в жизни нашей почему-то все по-другому… — Девочка хотела еще что-то добавить, но, не найдя подходящего слова, села.

— Значит, во всем свете не так, как хотелось бы?

— Я не сказала, что во всем свете, — ответила, не вставая, девочка, — я имела в виду свой квартал. Нет у нас романтики.

Долговязый парень в кремовой рубашке с кокетливо подвернутыми манжетами с фальшивым сочувствием погладил девочку по голове и сказал, обращаясь к Вундергаю:

— Она у нас еще маленькая, глупенькая, в этом деле не разбирается. Ты у других спроси про романтику, они знают.

— Ну вот ты, к примеру, — спросил долговязого парня Вундергай, — скажи, пожалуйста, что есть романтика в твоем понимании?

Тот ничуть не смутился, широко улыбнулся, удобно облокотился на спинку стула.

— Балдеж! — он гоготнул, довольный своим «остроумием», посмотрел на своих приятелей справа и слева, ожидая поддержки. Те дружно заржали, кто-то даже присвистнул.

— А что, и верно! — вскочила вдруг с места подружка первой выступающей. — Романтика — это прежде всего хорошее настроение, правильно в словаре сказано… А хорошее настроение — это когда можешь отправиться в любое путешествие, остановиться в самом лучшем отеле, купить себе самые красивые туфли, заказать модное платье, посещать театры, кино и танцплощадки, сколько влезет, и вообще сходить с ума по собственному желанию. Только без денег ничего не стоит ваша романтика, — неожиданно заключила она и села.

— А разве в деньгах дело? — с упреком произнесла старушка, державшая на коленях двухлетнюю внучку. Она пришла с опозданием… — В наше время строили фабрики, заводы и даже целые города на одном энтузиазме, его было у нас хоть отбавляй, а вот с деньгами туговато приходилось. Один костюм ребята втроем, бывало, носили. А красивое платье мы по расписанию прокатывали друг у дружки. И никто не ныл. А тут, гляжу, паспорт еще не завела, а уже отели ей подавай.

— Можно мне? — над головами выросла рука. Поднялся худощавый юноша — в темных очках, с усиками, симпатичный. Он тоже пришел с опозданием. Оглядев спокойно присутствующих, остановил взгляд на старушке.