Вурдалак

– Бал начинается! Господа, венский вальс!

Заиграл оркестр, и в центре зала закружились пары под бессмертную музыку Иоганна Штрауса. Владимир продолжал стоять возле престарелой дамы с моноклем. У него было горько на душе. Он вспомнил несчастную Катю, которая теперь покоится на городском кладбище. После того как она погибла, он часто вспоминал ее, гораздо чаще, чем при ее жизни. Когда она находилась рядом, ему было тепло и уютно, а здесь, на празднике, он ощущал себя чужим. В очередной раз он корил себя за то, что тогда сел в карету к Ирине, а не отправился к Кате.

Среди кружащих пар Владимир заметил Артема Новицкого с девицей Волобуевой. У девушки был, как всегда, отрешенный взгляд, словно тут находилось только ее тело, а душа пребывала в другом мире. Новицкий явно скучал, словно исполнял тяготившую его обязанность.

– Милейший Владимир Иванович, почему вы не танцуете? – послышался рядом насмешливый голос Семыкина. – Тут собрался цвет общества нашего города. Столько незамужних девиц с завидным даже для Киева приданым!

– В последнюю очередь меня интересует приданое моей будущей избранницы, – холодно ответил Владимир. – Давно хотел спросить, почему вы не женаты, раз тут такой большой выбор завидных невест?

– Мне сорок пять, имею укоренившиеся вредные привычки и возрастные причуды, так что я не приспособлен к супружеской жизни. Вот вы – другое дело, у вас жизнь только начинается, поэтому не затягивайте с женитьбой, иначе болото одиночества затянет, как произошло в моем случае. Если желаете, могу рассказать о любой из присутствующих здесь девиц. Скажите, вам какая-нибудь из них приглянулась?

– Я увидел здесь незнакомку, которая так долго занимала мои мысли. Вернее, их оказалось две!

– Дочери Верещагина? Ирина и Аделия? – Семыкин усмехнулся. – Вот к ним я не рекомендую приближаться и на пушечный выстрел.

– Когда я вас спрашивал о незнакомке, вы уже догадались, кто она! – возмутился Владимир.

– К моему великому стыду, я вынужденно вам солгал. Но только из добрых побуждений – хотел вас уберечь от знакомства с ними.

– Вы так говорите о них, словно они тигрицы, а не девицы! Расскажите мне об обеих.

– Ирина училась на Бестужевских курсах[37] в Санкт-Петербурге, оттуда все эти вольности. – Адвокат многозначительно хмыкнул. – Была у нее как-то плохо закончившаяся любовная история, подробностей я не знаю. Известно, что она общалась с литературной богемой, в том числе и со скандально известной парочкой – Зинаидой Гиппиус и Дмитрием Мережковским. Тогда же она попала под влияние медиума Анны Минцловой[38], участвовала в сеансах вызывания духов. Отец спохватился и привез дочь сюда, чтобы присматривать за ней, но было уже поздно. Ирина то и дело шокирует наше консервативное черниговское общество экстравагантными выходками. Взять хотя бы то, что у нее экипаж черного цвета. Первое время, когда она выезжала в своей карете, набожные старушки крестились и плевали ей в след. Тогда она выбрала для прогулок в карете вечернее и ночное время, а кучера обрядила в монашескую одежду с капюшоном. Представьте себе состояние путника, возвращающегося ночью домой, когда он видит такую карету со странным кучером!

«Не только представляю, я ведь испытал это на себе», – мысленно ответил ему Владимир.

– Почему вы не рассказали об Ирине Верещагиной Катасонову? Ее свидетельство сняло бы с меня подозрение.

– Я ему все сказал, не прилюдно. Поэтому вас и не взяли под стражу. Но вызвать мадемуазель Ирину на допрос, расстроив этим господина Верещагина, он не решился.

– А что вы скажете об Аделии?

– О ней мне меньше известно. В шестнадцать лет она влюбилась в местного художника и сбежала с ним.

– С Иваном Половицей? – поразился Владимир.

– Да. Она тогда была подростком, он гораздо старше ее. Не понимаю, на что рассчитывал художник, зная ее отца? Верещагин человек очень жесткий, с крутым нравом. Любовников вскоре поймали, обвенчаться они не успели. Аделию отправили в закрытую женскую школу, до этого она училась в местной женской гимназии. А через месяц после этого художника избили неизвестные, врачи едва спасли его. В результате этого он тронулся умом, взял себе странное имя – Иероним. Говорят, он боится женщин, как черт ладана. То ли опасается, что снова может быть наказан, то ли от того, что ему повредили мужское достоинство и они ему теперь безразличны.

«Все, кроме одной. Вернее, кроме ее образа», – промелькнуло в голове у Владимира. Теперь стали понятны слова Ирины о сердце и душе художника. Он не знает, что под видом Аделии за ним приезжает Ирина.

– Все же странно, что дочка магната влюбилась в бедного художника.