– У вас морга нет.
Владимир оторопел:
– А при чем тут морг?
– Покойник он, руки на себя наложил.
– Где его тело находится?
Владимира стала бить нервная дрожь. Еще вчера вечером он общался с Иваном Половицей, а когда он с Катасоновым был у прокурора, тот пообещал позаботиться об условиях содержания художника в тюремном изоляторе, но наутро тот оказывается мертвым! Не мог Половица свести счеты с жизнью, не было у него подобных намерений!
– Час назад везли тело в прозекторскую, где оно сейчас, не знаю.
Владимир быстрым шагом проследовал в прозекторскую. Там он обнаружил всегда присутствующего при вскрытии помощника следователя Лифшица, заведующего психиатрическим отделением Геннадия Львовича, видимо, приглашенного для процедуры опознания, хирурга Осипа Гавриловича, уже мывшего руки после проведенного вскрытия. Над телом вовсю трудился фельдшер, зашивая разрезы, готовя его к выдаче родственникам, если таковые найдутся. Владимир сразу подошел к Лифшицу и резким тоном потребовал объяснения:
– Я вчера с господином Катасоновым был у прокурора, и тот пообещал, что в тюрьме художник Половица будет в безопасности! Что произошло?
– Не знаю, что вам обещал господин прокурор, но я не обязан перед вами отчитываться! – осадил молодого человека Лифшиц и тут же смягчился: – Но в силу сложившихся между нами отношений могу вам сообщить следующее: задержанный по подозрению в совершении ряда убийств…
Владимир резко его прервал:
– Господин Половица вчера сам добровольно сдался полиции!
Лифшиц продолжил казенным слогом, не обратив внимания на эту реплику:
– …мещанин Половица Иван Федосеевич, ранее проходивший лечение в нервно-психиатрическом отделении и сбежавший оттуда, добровольно написал чистосердечное признание в совершении целого ряда убийств, совершенных вследствие психического расстройства. После чего он был помещен в отдельную камеру, куда имел доступ лишь дежурный надзиратель. Этим утром вышеназванный мещанин был найден повесившимся на собственном брючном ремне. При нем имелась предсмертная записка – «Я виновен!». Проведенная судебно-медицинская экспертиза подтвердила, что смерть мещанина Половицы наступила от механической асфиксии – удушения. Следов принуждения к самоубийству не обнаружено. Удовлетворены, Владимир Иванович?
– Не может этого быть! – буквально взорвался Владимир. – Я вчера с ним общался, и он не помышлял о самоубийстве, наоборот, хотел жить!
– К чему слова? – послышался ироничный голос Осипа Гавриловича. – Вы по образованию хирург, так что можете сами посмотреть. Тело перед вами, только наденьте халат и перчатки – для вашего же блага. А то будет, как с Базаровым![40]
– Когда тут закончите, зайдите ко мне, – сказал Владимиру Геннадий Львович, направляясь к двери, – желания присутствовать при разборках у него не было.
Хирург велел фельдшеру помочь Владимиру экипироваться соответствующим образом. Владимир первым делом обследовал шею повешенного – странгуляционная борозда была одна и ровная, не смещалась. Осмотрев тело, он не обнаружил ни синяков, ни ссадин, ничто не говорило, что на шею художника силой накинули петлю. Владимир был вынужден признать, что следы физического принуждения к написанию признания в убийствах и самоубийству отсутствуют.
– Может, желаете взглянуть на внутренности – вдруг его сначала отравили? – словно желая помочь во всем разобраться, предложил Осип Гаврилович, а Владимир уловил в его словах скрытую насмешку. – С чего начнете – с желудка, печени, почек?
– Благодарю, думаю, это лишнее, – сухо ответил Владимир.
Он буквально кипел от возмущения, ему захотелось бросить обвинения хирургу в лицо, такому спокойному и даже вроде бы сочувствующему.
Лифшиц, убедившись, что врач-простачок, доморощенный детектив, в очередной раз потерпел фиаско, довольно усмехнулся и ушел. В прозекторской остались хирург, Владимир и фельдшер, продолживший приводить в порядок тело несчастного художника. Владимир не выдержал:
– Осип Гаврилович, давно хотел вас спросить. Вы участвовали в русско-турецкой войне, оперировали раненых. Я недавно узнал, что тогда впервые переливали кровь в полевых условиях. Вы, случайно, в этом не участвовали? Мне любопытно, как это все происходило?
Владимир заметил, что хирург, уже переодевшийся и начавший писать отчет о вскрытии, застыл, будто после этих слов превратился в статую. Затем, не поднимая головы и сохраняя видимое спокойствие, ответил:
– Не приходилось. Я был тогда совсем молодым, моложе, чем вы сейчас. Отправился на войну прямо со студенческой скамьи, не закончив учебу, – боялся, что не успею. А когда началась японская и мне предложили отправиться туда, где велись боевые действия, я отказался.
Хирург искоса бросил на Владимира острый, как лезвие скальпеля, взгляд, и у того холодок пробежал по спине – он понял, что Осип Гаврилович догадался, чем вызван этот вопрос. Ведь он только что дал понять убийце или руководившему убийцей, что ему известен мотив преступлений – переливание крови!