Вурдалак

Владимир по-прежнему был убежден, что художник Половица умер не по своей воле, а его убийца – человек умный, расчетливый, способный мгновенно наносить удар и имеющий могущественного покровителя, ведь не так просто проникнуть в Тюремный замок.

– Война – это ужасно! – продолжил хирург. – Я был молод и неопытен, поэтому полез в самое горнило. Чудо, что я оттуда вернулся живым и не покалеченным. Не дай вам Бог увидеть и испытать нечто подобное!

«Он предупреждает меня? Или пугает? Художника убили в самом охраняемом месте – тюрьме, разве нужны какие-то запугивания? Может, мне лучше уехать из Чернигова и забыть обо всем этом? Но тогда Катя и другие невинные жертвы останутся неотомщенными! Судя по поведению Лифшица, нет смысла обращаться в полицию. Страх перед всесильным Верещагиным всех парализовал, даже Семыкина. Возможно, адвокат себя так повел, потому что понимает бесполезность противостоять Верещагину, покрывающему убийцу?»

– Мне надо идти, Геннадий Львович желает со мной побеседовать.

– Я вас не держу, Владимир Иванович! При случае заходите, пообщаемся, расскажу о войне. Завтра я уеду на пару дней, хочу навестить могилу жены в селе, а когда вернусь, милости прошу!

Когда Владимир вошел в кабинет заведующего отделением, Геннадий Львович что-то сосредоточенно писал. Увидев вошедшего, он приветливо улыбнулся и указал на стул, предлагая Владимиру сесть. Это означало, что разговор будет долгим. Обычно Геннадий Львович лишь отдавал распоряжения, которые никто не имел права обсуждать.

– Главный врач больницы сообщил мне, что вводится еще одна должность хирурга. У него был разговор с Олегом Вениаминовичем, и тот одобрил вашу кандидатуру.

– Сам господин Верещагин? – не удержался от иронии Владимир, а Геннадий Львович посмотрел на него с живейшим интересом.

– Видимо, вы произвели на него впечатление, – Геннадий Львович широко улыбнулся, – особенно на балу. Вы не обижайтесь, Владимир Иванович, только слепой мог не заметить, что вы не отходили от дочери Верещагина.

– Вы об этом со мной хотели поговорить? – сухо поинтересовался Владимир.

– Я хотел узнать, как вы относитесь к вашему предполагаемому переводу в другое отделение. Хотя вы не так много поработали у нас, мне не хотелось бы, чтобы вы покинули наше отделение. Доктор Нестеренко о вас самого лучшего мнения. Так какое будет ваше решение?

– Мне никто ничего не предлагал официально, поэтому и решения пока нет.

– Поэтому я и хотел донести до вас мою и доктора Нестеренко позицию в отношении вашего перевода.

Владимир вышел из кабинета в недоумении – пока он доставлял своему начальству лишь беспокойство. Одна история с сестрой доктора Топалова чего стоит! И тут оказывается, что все заинтересованы в том, чтобы он продолжал работать в отделении! Это было приятно, но весьма неожиданно…

Однако сюрпризы на этом не закончились. Вечером Геннадий Львович провел в своем кабинете обычное совещание с докторами, подводящее итоги недели. Необычным было, что на него пригласили Владимира. Доктор Топалов бросил на него ненавидящий и гневный взгляд, но промолчал. Доктора проинформировали заведующего отделением о ходе лечения больных, какие возникали сложности и какие меры были предприняты. Владимиру интересно было послушать отчет доктора Топалова, особенно о том, как проходит лечение Григория Скибинского, у которого периодически случались вспышки агрессии, вследствие чего его даже помещали в изолятор в смирительной рубашке. Владимиру вспомнилось, что Скибинский, как и художник Половица, ночами покидал отделение, давая мзду санитарам. Где он бывал и чем занимался, пока отсутствовал в отделении, было неизвестно.

– Во время гипнотических сеансов, – говорил Топалов, – Скибинский продолжает рассказывать о своих необычных фантазиях, связанных с культом смерти. О них я уже вам докладывал, Геннадий Львович.

Владимир насторожился: «Культ смерти? Не связано ли это с разрытием могил и похищением тел покойников?» Ему вспомнилось, что журналы из папок с документами на трех умерших пациентов были заполнены одним почерком. Кто из докторов их вел? Почерк доктора Нестеренко был ему знаком, но не настолько, чтобы, мельком взглянув на написанное, сразу узнать его.

– Я помню, Максим Максимович, – кивнул заведующий отделением и подытожил: – Значит, особых проблем с пациентами у нас нет, и завтра выходной. Желаю вам всем хорошо его провести и как следует отдохнуть. – Геннадий Львович по-отечески улыбнулся. – Не устроить ли нам чаепитие? Угощу вас прекрасным чаем, который я привез из Америки. Сейчас распоряжусь, – и он покинул кабинет.

– Геннадий Львович был в Америке? – удивился Владимир.

– Он побывал во многих странах, так как работал врачом на пассажирском судне, – пояснил доктор Нестеренко.

– Это было моей мечтой, – признался Владимир, и в его памяти всплыли слова Геннадия Львовича во время их первой встречи: «В свое время я был хирургом, и даже очень хорошим, и не где-нибудь, а в Санкт-Петербурге!» И он спросил: – Геннадий Львович как-то упомянул, что работал хирургом в самой столице.