Поначалу в глаза бросаются блеск и роскошь, обманчиво дешевые и неряшливо-безвкусные.
Присмотревшись получше, вы видите панков.
Насилие в павильоне смеха — это вовсе не смешно.
«И вредит делу», — думал Ленни Коук.
Коук был зазывалой до мозга костей, представителем вымирающего племени. Он напоминал бультерьера — среднего роста, широкоплечий, коренастый, на толстых кривых ногах. По-ярмарочному щеголеватый наряд Коука был самую малость потерт на сгибах, в галстуке торчала булавка с поддельным бриллиантом, а набалдашником трости служила фигурка Панча. В вороватых глазах Ленни Коука проглядывало его жизненное кредо: «Видишь ты, дружок, одно, а получишь са-авсем другое». Эта философия имела последствия: пронизанный красными жилками нос Ленни был перебит в нескольких местах.
До того как пристраститься к спиртному, Коук работал на «американских горках». Потом, несколько лет назад, на него снизошло вдохновение, и он заработал за сезон кучу денег, продавая ребятишкам воздушные шары, наполненные двуокисью азота — веселящим газом. За те двенадцать месяцев, что Ленни провел за решеткой, лишай и рок-мода успели прикончить сексуальную революцию и помогли воскресить романтику. Вернулись юбки, и у воздушных потоков в «Павильоне смеха» опять появилась возможность задирать подолы, на миг являя публике трусики. Мальчишкам, которые не прочь наспех потискать подружку, очень кстати пришелся бы «Туннель любви». Поэтому Ленни, за версту чуявший барыш, построил и «Павильон смеха», и «Туннель любви».
Извращенцы, подонки и тронутые всегда любили луна-парки, но, пока Ленни сидел, что-то изменилось: в дебрях жилых кварталов вокруг Кэмден-тауна расплодилось поколение враждебных всему сопляков, нюхающих клей. Луна-парк заполонила орда недочеловеков, вооруженных бессмысленными ухмылками и выкидными ножами.
Сначала двое или трое бритоголовых помочились на ребятишек, катавшихся на карусели.
Вскоре к игровым автоматам зачастили хулиганы, и дня не проходило без того, чтобы какой-нибудь оболтус, скрытый от посторонних глаз спинами приятелей, не вскрыл железным прутом кассу и не набил себе карманы.
Затем шпана повадилась грабить киоски. Двое головорезов затевали драку, отвлекая продавца, а третий тем временем перемахивал через прилавок и выгребал из кассы выручку. Иногда они просто захватывали лоток с воздушной кукурузой и, превратив его в груду обломков, забирали деньги, какие удавалось найти.
В прошлом году положение стало невыносимым.
Шпана теперь громила все, что попадалось на глаза. Банды из Челси и Милуолла, стоя под качелями, бомбардировали отдыхающих камнями, банками и бутылками. В хозяина чертова колеса, словно в деревянную утку в тире, выстрелили стальным шариком из рогатки. Потом в «Павильоне смеха» изнасиловали двух девочек-подростков. Продажа билетов резко снизилась. Парк развлечений закрывался.
«Добро пожаловать в мир «Заводного апельсина», пропади он пропадом», — подумал Ленни.
Коук не мог решить, что разобрать сначала — «Павильон смеха» или «Туннель любви», — ив конце концов бросил монетку.
Утро выдалось пасмурное, собирался дождь, но это не отпугнуло зевак. Они слонялись вокруг, путаясь под ногами у рабочих, которые демонтировали аттракционы: разбирали на несколько сотен частей стальные рельсы, сматывали кабели, снимали фонари и прожекторы и паковали генераторы в деревянные ящики.
«Туннель любви» в течение нескольких лет приносил Коуку неплохой доход. В этот искусственный проток, построенный вблизи открытого фарватера и снабженный двумя шлюзами, впускным и выпускным, поступала вода из канала: тут катались на гондолах. Однако с прошлого сезона туннель не заполнялся и сейчас был забит сухими ветками, листьями, обертками от жевательной резинки и окурками. Коук подошел к заднему шлюзу и поднял ворота. В металлический желоб для гондол побежала вода — сперва мутным тоненьким ручейком, потом темно-бурой струей, потом стремительным пенящимся потоком. Она поднялась до отверстия в стене, питавшего «Туннель любви», и хлынула внутрь, чтобы в следующий миг, подобно потоку крови, извергнуться из стока на фасаде. По ее поверхности теперь плыли радужные разводы бензина и смазки — лодки приводил в движение особый механизм. Увлекая с собой мусор и грязь, скопившиеся за год на дне желоба, бурлящий поток исчез в устье входа, замкнув круг. Уровень воды в протоке поднимался, пока не достиг четырехфутовой отметки.
Оставив задний шлюз открытым, Коук перешел к передним воротам. Он поднял их и следующие несколько минут провел с лопатой в руках, направляя мелькающий в воде мусор по течению в большой канал. Покончив с этим, он закрыл передний шлюз.
Затем он разобрал билетную будку и упаковал ее для отправки в Шотландию. Пока Коук трудился, какой-то долговязый некрасивый парень клянчил, чтобы он один последний разочек пустил лодки. Коук вскинул голову, собираясь сказать этому типу, что утопит его в канале, если он не отстанет, и ему бросилось в глаза угрюмое выражение лиц других прохожих. Может быть, оттого, что бесполезно растраченную юность уже не вернуть?