Помнишь мое обещание? Судьба покарает твою племянницу за то, как она обошлась с тобой.
Что же все-таки ты думаешь о своем сыне теперь, когда ты видишь все, мама? Ты понимаешь, о чем я?
С днем рождения, мама.
ИЗВРАЩЕНКА
— Смотрел «Запретную планету»? — спросил Карадон.
— Нет, — ответил Цинк.
— Вот слушай: в 2200 году — плюс-минус год — на Аль-таир-4 прилетает космический корабль — разобраться, куда пропала предыдущая экспедиция. Они находят там сумасшедшего ученого, Уолтера Пиджена, и чудовище. Оно разгуливает на свободе и с ходу принимается делать из астронавтов котлеты. И это чудовище невидимое, понимаешь? Его нельзя увидеть. Нельзя почувствовать. Нельзя поймать. В общем, к концу фильма Уолтер Пиджен смекнул, что убийца — это чудовище из подсознания. Из
Чандлер рассмеялся.
— Билл, ты настоящий философ.
— Нет, — ответил Карадон. — Я просто очень любопытный. Что для полицейского большой плюс.
Они сидели в машине без опознавательных знаков, припаркованной на противоположной стороне Хастингс-стрит в полуквартале от «Ида». Тьма переулка надежно скрывала их от глаз публики, потихоньку расходившейся из клуба. Карадон — он сидел на месте водителя — достал с заднего сиденья спортивную сумку. Вынув из нее термос с кофе и два пластиковых стаканчика, он протянул один Чандлеру.
Чем больше Цинк узнавал о Карадоне, тем сильнее недоумевал: этому человеку семью заменяли сорокадюймовый проекционный телеэкран, видеомагнитофон «Зенит» и девять тысяч видеолент. По долгу службы Карадон тайком наблюдал чужие жизни — и, возвращаясь домой, включал экран и коротал время за тем же занятием. Его мозг пропускал через себя все — «Полицию Майами: отдел нравов», «Даллас», Бенни Хилла, Утенка Даффи. Билл знал ответ на любой банальный вопрос.
— Эй, — позвал Карадон. — А ну посмотри.
Чандлер взял бинокль и поймал в поле зрения клуб. Оттуда только что вышли Рика Хайд, она же Эрика Цанн, солистка «Вурдалака», и бас-гитарист Аксель Крипт. С минуту они стояли, разговаривая, на северной стороне Хастингс-стрит, затем попрощались и разошлись.
Чандлер опустил бинокль: перед машиной прошла компания молодых посетителей клуба. Среди них была девчушка не старше четырнадцати лет. Заметив сидящих в машине мужчин, она на миг распахнула зимнее пальто и продемонстрировала корсет из китового уса. Потом показала язык, рассмеялась и побежала догонять остальных.
Карадон покачал головой и облизнулся с притворным вожделением.
— Эх, нет у нас закона… Чандлер ткнул его локтем в бок:
— Есть, есть.
— Ты любишь ужасники? — спросил Карадон.
— Не очень, — ответил Цинк. — Мне ужасов и на работе хватает.
— А я люблю, — сознался осоновец, отхлебывая кофе. Они молча сидели в машине, не спуская глаз с дверей клуба, и терпеливо ждали появления Хенглера. Толкавшаяся в «Иде» толпа мало-помалу растворилась в ночи, боязливо расступавшейся вокруг неоновых огней Хастингс-стрит.
— Ты тоже думаешь, что они вредно влияют на психику?
—
— Ужасы — фильмы, книги, пленки. Ну, ты знаешь. Чандлер пожал плечами.
— В какой-то степени — да.
— В какой?
— Ты же был сегодня в клубе.
— Ты про чудищ из «Ида»?
— Не совсем. Но кое у кого там есть проблемы.
— Ты говоришь, как критик, — сказал Карадон. — А знаешь, почему такая прорва критиков с пеной у рта топчет ужасники?
— Нет. Но уверен, ты меня просветишь.