Введение в человечность (СИ)

— Положи, — говорю, — напугал ты меня про недокопченость. Вдруг и впрямь протухну. Не хотелось бы. Жизнь-то только начинается!

Ночь я провел в холодильнике. В полном одиночестве. Не протух, но замерз. Вспомнил даже про цепочку какую-то, про которую в лаборатории говорили, что, мол, погибнуть может она от мороза. Но сколько я не ворочался, никакой цепочки, Леша, я на себе тогда не нашел. Морозом, правда, тоже не обеспокоился. Не было его. Поэтому успокоился и заснул. Снов в ту ночь не видел, видимо, устал очень за день. Еще бы, столько нового узнал, столько событий пережил. Я скажу тебе, Алексей, что прошедший день этот, пожалуй, был самым насыщенным днем в моей жизни. Поэтому подробно так его и описывал. Ты не переживай, дальше легче будет.

Вообще, как я понял, колбаса обладает некоторыми преимуществами перед людьми. Одно из таких преимуществ я уяснил на следующее утро, когда Николай вытащил меня из холодной неуютной постели и положил на кухонный стол. Итак, преимущество следующее — колбаса не нуждается в еде.

Коля варил в алюминиевой кастрюльке овсянку на воде, объясняя мне при этом, что данный продукт обладает рядом полезных свойств. Во-первых, овсянка быстро и… довольно надолго утоляет голод. Во-вторых, стоит недорого. В-третьих, хранится долго. А в-четвертых, «геркулесом» называется, что возбуждает в человеке любознательном тягу к истории. Вот ты, Леша, знаешь, кто такой Геркулес? Да? И я знаю. Значит, мы с тобою любознательные.

Честно говоря, доводы Николая меня убедили довольно слабо, потому что когда он ел свою хваленую овсянку, недобро так на меня косился, а рука его несколько раз инстинктивно к ножу тянулась. Я уж пугаться начал за жизнь свою, но верил, что дружба дороже. Разве можно друга съесть, как ты думаешь?

Мне есть не хотелось. Я думал, что просто аппетита нет, но Коля объяснил, что мне это и не надо совсем. Я и так жить могу… До поры, до времени…

Позавтракав, Николай начал строить планы на день, точнее, менять их в связи с переменившимися обстоятельствами.

— Ну что, Сервелат, делать будем? Чем займемся?

— Давай, — говорю, — человека из меня делать. И интересно, и необычно, и полезно, опять же, для современной науки.

— Экий ты быстрый! — смеется. — Как же я из тебя человека сделаю, когда суббота?! Институт закрыт. Лаборатория на сигнализации. Можно, конечно, со сторожем за бутылку договориться, но бутылку купить надо, а у меня денег нет. Тебя, брат, сначала исследовать надо, прежде чем сделать из тебя кого-то. И то не факт, что получится. Таких опытов в мире еще не было, понимаешь? Я ж не папа Карла, чтоб ножичком из тебя Буратино колбасного выстрогать.

— Кого, — переспрашиваю, — выстрогать?

— Ну, куклу живую, — отвечает со смехом, — классно было бы! Но это, брат, только в сказках возможно. В жизни все сложнее гораздо. Ножиком одним нам с тобой не обойтись. Да и в одиночку мне с твоей проблемой не справиться. Придется мужикам рассказывать — Сане и Макарычу. Вот хохма-то в понедельник будет, когда я им тебя покажу! Нет, ты представь только!

А потом помолчал немного, соображал, видимо, что-то. И как хлопнет ладошкой со всей дури по столу.

— Не пойти ли нам в гости, Сервелат Николаич? Как ты думаешь? Неплохая, на мой взгляд, идейка.

— В гости? — с огромным сомнением отвечаю. — А меня там не съедят?

— Что ты, братишка! В том доме, куда мы пойдем, на тебя даже внимания не обратят. Как на еду, я в виду имею. Ну, так идем?

— Как скажешь, Коля. Ты хозяин — тебе решать. Слушай, а ты чего меня Николаичем назвал?

— Да, так, — отвечает, — к слову пришлось. Хотя… Почему бы и нет? Считай, что я тебя усыновил, ты не против?

— Нет, — говорю откровенным признанием ошарашенный, — не против. Наверное, за, даже. Хреново сиротой быть. У тебя, кстати, Николай, родители-то есть?

— Есть, сына. Да не здесь. В деревне на Псковщине живут. Летом, если все нормально будет, съездим. Здорово там, речка чистая, лес… Э-эх. Ладно, я сейчас оденусь, и двинем. Полежи пока.

Минут через пять мы уже выходили из подъезда. Я удобно устроился в стареньком натурального дерматина портфеле, откуда наблюдал за пейзажами сквозь многочисленные прорези и протертости. Погода, Леша, стояла замечательная. Весна, мля. Апрель! Еще прохладно, но солнышко греет так, что снега уже почти не осталось. А птицы поют! Почки на деревьях набухли. Пахнет свежестью необычайной, даром что город.

Николай предложил прогуляться пешком, чтоб я на красоты полюбовался. К тому же, как объяснил, идти недолго — минут сорок, не больше. Вспомнил я троллейбус вчерашний, так мороз по коже, поэтому согласился с радостью.

Гид из Коли, похоже, вышел бы неплохой. Как он, Леша, говорил красиво, рассказывал мне о восстании Декабристов, когда Сенатскую проходили, о Монферране и маятнике Фуко, что в Исаакиевском соборе болтался, как я в коптильне, о Николае Втором и Петре Первом, про поэта Есенина, которого в гостинице Англетер подвешенным за шею нашли… Много нового я тогда о городе нашем узнал. Заслушался, прямо. Растащился, как сейчас говорят. Так бы и кайфовал, кажется, вечно… Но мы уже пришли.