Введение в человечность (СИ)

Парадная, куда вела высокая застекленная дверь, которую Николай открыл, приложив видимое усилие, коренным образом отличалась от нашего подъезда. Ни окурков, ни стекла битого, ни экскрементов, оставленных домашними животными и бездомными людьми. Что ты! Там, Леша, ангелочки лепные, да перила чугунные, причудливые. Лесенка мраморная со стертыми за пару веков ступеньками. Экзотика, в общем. Я сразу понял, что там, куда мы идем, меня есть не будут. В таких домах, Леша, холодильники не пустуют, а про полезность овсяного «геркулеса» речей самоуспокоительных не ведут.

Единственную дверь в третьем этаже после того, как Николай нажал кнопку звонка, открыла прелестная белокуро-черноглазая девчушка лет шести-семи.

— Здравствуй, Маринка, — приветствовал ее Николай, и мне показалось, что голос его потеплел как-то, нежность уловил мой чуткий слух.

— Ой, дядь Коля, привет! — услышал я радостный детский крик, обращенный к нам. И в квартиру: — Мам, к нам дядь Коля пришел! Ма-ам, ты слышишь?!

— Слышу, Мариночка, слышу! Иду уже… Коленька, здравствуй. Я по тебе так соскучилась…

— Танечка… я… Я тоже соскучился.

В подробности происходившего в прихожей углубляться не стану. Скажу только, что насчет несчастной личной жизни Николая я накануне ошибался. Хреновым был я в то время психологом, не то, что сейчас.

Честно говоря, волновался я здорово, хоть Николай и убеждал меня утром, что все будет нормально. Мол, Татьяна — образованный человек, она все поймет, а Маринка — ребенок. Детям, Леша, вообще ничего объяснять не надо. Они, дети эти самые, глазам своим доверяют и в чудеса верят так же, как мы в торжество разума.

Волнения мои оказались напрасными. Коля — мудрый человек, к кому попало он тогда бы меня не потащил, это я сейчас понимаю. Да и почти не было кого попало тогда в его жизни.

Мы сидели на кухне и разговаривали. Точнее, сидели все, кроме меня. Я лежал на столе, и разговаривали мы с Таней и Маринкой. Коля тоже пытался реплики вставлять, но у него не получалось — рот был занят пережевыванием пищи. Как ни странно, Татьяна нисколько мне не удивилась. Видимо, действительно, образованный человек. А Маринка, так та была от меня в диком восторге.

— Сервелатик, скажите, пожалуйста, — засыпала она меня вопросами, — а хлебушко тоже говорить умеет?… А вы как Буратино, да? А дядя Коля, как папа Карло? Правда, он у нас хороший?… А хотите, я вам рисунки у нас покажу?… А рыбок в аквариуме? Мама аквариум сама сделала. У нас даже мечехвосты есть, и сомики… А кто ваша мама?… А у меня мама Таня, правда, красивая? И умная! Кандидат наук!.. А папа мой застрелился. Его из партии исключили.

— Марина! — строго цыкнула на дочь Таня. — Не болтай лишнего.

Вот тебе, думаю, дела! Застрелился! Из какой такой партии надо человека исключить, чтобы он от жизни добровольно отказался? Ничего не скажешь, огорошила меня девочка своими последними словами. Татьяна сразу грустной сделалась, замолчала. Коля жевать перестал. Вот, дети. И ведь не от злости они, порой, некоторые вещи говорят, а скажут — не знаешь куда деваться.

— Ладно, дочка, вы тут общайтесь, а мы с дядей Колей прогуляемся, — Татьяна встала из-за стола. — Вы не против, Сервелат?

— Да нет, — отвечаю… скорее весело, не против, — мне с Мариной хорошо.

— Идите, идите скорее! — девочка тоже обрадовалась.

Коля сделал робкую попытку вмешаться:

— А, может, они с нами пойдут?

Но Татьяна уже решила, и спорить с ней было бесполезно. Она взяла Николая за руку и уже выводила из кухни.

— Нет, им вдвоем интереснее. Пойдем-ка.

Маринка, вот язва, а говорят, что дети ничего не понимают во взрослых отношениях, подмигнула мне.

— Они, — хитро так говорит, — сейчас сначала у мамы в комнате часа два целоваться будут, а потом уж гулять пойдут. Если захотим, можем напроситься. Они хорошие, не откажут. Я всегда так делаю. Пошли ко мне в комнату, я тебе рыбок покажу.

— Пойдем, — соглашаюсь, — рыбок — это любопытно…

Так пролетели выходные. Ночевать мы остались в гостях. Коля у Тани в комнате, я — у Маринки. Долго я не мог заснуть. Все думал о Танином муже, который застрелился из-за какой-то партии. Думал, и понять не мог, как решился он на такое чудовищное против своей семьи преступление: дочку маленькую оставил, жену — красавицу и умницу… Может мне и не становиться человеком, жить себе обыкновенной колбасой. Никаких проблем тебе — есть не надо, работать тоже, общество интересное в моем нынешнем положении мне гарантировано… А стану человеком, что ждет меня? Куда судьба заведет, с кем сведет дорожка жизненная… Страшно… Но интересно, с другой стороны. Колбасой остаться — дело нехитрое, усилий для этого прилагать не надо. Что есть, то не отнимешь…