Введение в чтение Гегеля

Время ограничено, его можно исчерпать в Речи /Discours/, — его и его содержимое. Правда, выговаривая все, что можно сказать, о временно'й реальности (мира и человека), мы приходим к ее пределу, за которым — потустороннее, о котором нельзя сказать ничего. Но само его присутствие говорит о том, что Речами, даже всеохватными, не обойтись. Приходится «превосходить» Речь молчанием, «мистическим», «экстатическим», «алгоритмическим», «звучащим» или каким другим.

В о-вторых, можно сказать, что, после того как мы убрали маленький кружок, символизирующий вечное Понятие, дуга большого круга оказалась незавершенной («предельные» точки принадлежат окружности маленького круга и убраны вместе с ним): рис. 8. В этом случае перед нами схематическое изображение скептического, или относительного, Знания, т. е. отсутствие истинного, в собственном смысле слова, Знания. Знание соотносится со Временем, т. е. с изменением. Но раз Время теперь лишено пределов, изменение никогда не кончается. Не существует, стало быть, вечного или окончательного Знания, и нет эпистемы, есть только докса. Впрочем, даже здесь можно сказать, что круг замкнут. И тогда возникает гегелевский идеал абсолютного, т. е. кругообразного, Знания (ср.: рис. 11). Но этот идеал так и остается навсегда идеалом: круг реального Знания действительно так никогда и не замыкается (рис. 10). Это — оптимистическая версия скептицизма. И это скептицизм вечного «почему», «вечно учащегося человечества», которое неустанно, в едином строю, шагает к цели, которой никогда не достигнет. Истина, по словам Диавола из «Колодца Сент-Клера», остается «пробелом». Это также «вечная задача» (ewige Aufgabe) кантовского Критицизма. Впрочем, вполне очевидно, какую версию скептического Знания ни возьми, философия как путь, действительно ведущий к Мудрости, невозможна.

И наоборот, вводя в какую-нибудь «мистическую» или «скептическую» Систему вечное Понятие, т. е. дискурсивную истину, мы непременно получаем тео-логическую Систему, даже если в ней и не употребляется слово Бог. Потому что в этом случае истина обязательно будет раскрытием некоторого Бытия, которое располагается вне Времени и, значит, вне Мира и Человека.

Итак, спросим еще раз: чем чревато принятие теологической (не мистической или скептической) Системы для познания временного Мира?

В принципе, о Мире и о Человеке можно сказать все. Проистекающее отсюда Знание целостно /total/. Правда, Знание, относящееся ко Времени и ко всему временному, так и останется относительным: оно будет доксой, мнением. Лишь отнеся его в совокупности /dans son ensemble/ к Знанию вечному, отнесенному к Вечности, можно и о вещах временных сказать что-то окончательное /definitif/.

Начнем с Мира. Беря этот термин как сугубо теологический, мы должны сказать, что события, проиходящие в Мире, как и сам Мир, относительны, случайны, следовательно, Знание о нем не может быть абсолютным. Но если бы, хоть это и невозможно, удалось проникнуть в замысел Бога и его творящую волю, мы получили бы подлинную Науку о Мире. Пользуясь символическим богословским языком, можно сказать, что Наука о Мире существует лишь постольку, поскольку этот Мир включает в себя начала геометрии. Действительно, Кант нам доказал, что, для того чтобы превратить алгоритм в связную Речь /Discours/, нужно отнести его либо ко Времени, либо к Пространству. Поскольку отнесение ко Времени в данном случае исключено по определению, его можно отнести только к Пространству (которое при таком раскладе оказывается Пространством вне Времени). И действительно, о геометрии можно говорить: «круг» это тоже имеющее смысл слово (можно сказать, что это такое) в отличие, например, от непространственного интеграла, который нельзя выразить иначе, чем при помощи алгоритма. Следовательно, богословская Система может производить реальную геометрию, т. е. геометрическую физику, и ничего другого. Физика же эта может нам сказать, что земля — круглая, но она не может сказать, почему земля притягивает тяжелые предметы (поскольку сила притяжения, как и любая сила, — явление не только пространственное, но и существенно временное); и потому она не может сказать, что представляет собой земля как Земля — планета, на которой растут деревья и живут люди.