2. Различение возможных восприятий от действительных. И это – такое различение, которое всякий научается делать. Я вижу какой-нибудь предмет, закрываю затем глаза и не вижу его более; но я убежден, что каждое мгновение могу его снова увидеть; опыт является постоянно готовым подтверждением этого убеждения. Я покидаю свой дом, место своего жительства, я вижу тысячи незнакомых вещей; при этом я убежден, что дома все стоят еще на своем старом месте, т. е. что я во всякое время, совершив такую-то перемену места, мог бы снова увидеть все эти знакомые вещи. И когда я возвращаюсь домой, все оказывается именно так. И вот, точно то же и с внешним миром: он стоит вот тут, всегда наготове быть снова воспроизведенным в восприятии. Так я построяю мир из возможных восприятий, и действительные восприятия являются в нем как бесконечно малая вырезка из возможных. Эти возможные восприятия и составляют именно то, что на обыкновенном языке называется объективной действительностью; действительные же восприятия построяются как воздействия этого объективного мира на сознание субъекта.
Перевес, приобретаемый таким образом миром возможных восприятий над миром действительных, можно потом объяснить, вместе с Д. С. Миллем[94], примерно следующим образом. Возможные восприятия, или – на языке кантовской теории познания – явления, в отличие от ощущений, постоянны и независимы от произвола. Действительные же восприятия беспрестанно меняются; содержание сознания в каждое мгновение является другим, и притом перемена эта зависит от моего произвола; всякий поворот глаза вызывает другое содержание. Напротив, возможные восприятия, ощутимые предметы (sensibilia) или явления постоянны и независимы от произвола; в то время как действительные восприятия я во всякое время могу заставить исчезнуть, возможные являются в общем постоянными; от восприятия луны на небе я могу уклониться в каждое мгновение, но возможность видеть ее там я не могу устранить таким же образом. С этим стоит в связи то, что возможные восприятия и их связи являются общими для различных субъектов, действительные же нет; равно как и то, что наступление возможных восприятий доступно вычислению, наступление же действительных ему недоступно. Когда луна сделается видимой, т. е. взойдет, это можно вычислить; напротив, никоим образом нельзя вычислить того, когда увидит и увидит ли ее действительно какое-нибудь отдельное лицо. Поэтому всякая наука расследует одни лишь возможные восприятия или явления и их связи, но не случайные связи действительных восприятий в отдельном сознании: законы природы – это формулы, представляющие постоянные отношения явлений, в отличие от ассоциаций представлений в субъективном сознании.
Так возникает представление объективного мира. Для сознания это психологическое посредство остается совершенно чуждым; телесный мир стоит перед ним как абсолютно-сущая действительность. Лишь гносеологическое размышление приводит к воззрению, что необходимым пунктом отношения для этого объективного мира служит, как говорит Кант, «сознание вообще», конструктивный, снабженный синтетическими функциями субъект, и что позади явления должно быть предполагаемо еще само по себе сущее, символом которого служит явление. Чем оно может быть, это намечено уже выше: лишь одна внутренняя жизнь, сущая сама для себя, удовлетворяет условию абсолютного бытия.
Глава II. Проблема происхождения познания
Вопрос о происхождении познания дает повод к возникновению противоположности рационализма и эмпиризма или сенсуализма. Эмпиризм всякое познание выводит из восприятия; рационализм же, напротив, утверждает: научное познание вообще не может исходить из чувств, ему присущи всеобщность и необходимость, следовательно, оно есть произведение рассудка.
Я попытаюсь выяснить значение обеих теорий и свое положение к ним в форме исторического изложения[95].
1. Рационализм
Точка зрения обыкновенного мнения в этом вопросе – насколько о ней может вообще идти речь – ближе всего подойдет к сенсуализму: наше познание вещей ведет свое начало из чувственных восприятий.
Как только философия отделяется от обыкновенного мнения и начинает противопоставлять себя ему, тотчас же возникает рационалистическая теория. Философия претендует для себя на другое происхождение, чем то, которое она признает для обыкновенного мнения; пусть последнее в самом деле заимствует свои сведения из чувств; напротив, научное познание или философия происходит вовсе не из восприятия, а из мышления или разума.