Введение в философию

Но Вико, открыв истину, которую сегодня мы не захотим упустить, был логически вынужден понятием этой истории (сверхчувственной, ибо сотворенной людьми) постулировать, помимо истории, которая протекает во времени, идеальную вечную историю. Две истории? Две (согласно некоторым из его авторитетных истолкователей) - и весьма различных, и их следует хорошо различать там, где Вико указывает на их смешение. Ан нет: идеальная история - это истина или понятие истории во времени (не являющейся определенной историей, поскольку она постепенно определяется в своей конфигурации в истории какого-то народа или периода, или части народа, части периода, или одной человеческой жизни, которую можно очертить в историческом развитии самой историографии). И как бы она ни была очерчена, она не является сверхчувственной, если через последовательную череду ее хронологических моментов не просвечивает ритм идеальной истории (которая не находится во времени, но вечна; и с точки зрения которой время спрессовывается в мгновенье, не имеющее больше ни частей, ни возможности последовательной смены).

Как бы то ни было, Вико также видит, что невещественная история - не история, протекающая во времени, а история, освобождающаяся в вечности мысли; и он говорит нам не о сверхчувственности римской или греческой истории, но о греческой или римской истории, рассматриваемой sub specie aeterni*, в которой нет больше следования друг за другом событий, и настоящее в силу этого не следует за прошлым, - и, стало быть, нет прошлого. Идеальная история - это настоящая история. Такова невещественная история Вико.

12. ОТНОШЕНИЕ ДВУХ ИСТОРИЙ У ВИКО

Но в ней имеется кое-что еще. Вико не говорит, каким образом здравый смысл, "кузнец этого мира наций", с одной стороны, уравнивается с Божественным Провидением, но, с другой стороны, не подавляет свободу отдельно взятого человека. Он утверждает свободу не менее решительно, чем общность (универсальность, бесконечность, божественность) человеческого ума - например, человека, являющегося Джамбаттистой Вико, который обдумывает "Новую науку" и понимает историю. И в самом деле: хотя Вико не проясняет, каким образом индивид и "здравый смысл" составляют одно целое - так, чтобы действие последнего ничуть не препятствовало действию первого, - однако не существует иного пути для достижения сверхчувственности истории.

13. ЕДИНСТВО ДВУХ ИСТОРИЙ

История является не временной, но вечной, ничего не утрачивая из своих особенных и конкретных определений. Стало быть, тот самый индивид, который, с точки зрения этих определений, предстает действующим во времени как особенный субъект, движимый особенными мотивами (которые называются страстями, потому что в своей непосредственной партикулярности они отвергают универсальность разума (являющегося провиденциальным "здравым смыслом" Вико)), - рассмотренный глубже, как раз и является универсальным действующим лицом исторического процесса, или кузнецом мира наций. И, таким образом, он осуществляет истинную индивидуальность, которая является партикулярностью но лишь поскольку она растворена в универсальности разума, или сознания, свойственного человеку. Ибо та индивидуальность, которая является элементом множества - и, в силу этого, чистой и простой партикулярностью, - не субъект (утверждающий сам себя), но объект, и предполагает субъект, с которым соотнесено это множество и который, в самом деле, может иметь перед собой лишь множество, чье единство, напротив, может быть только внутри него (субъекта). Но тот, кто говорит "индивидуальность", говорит "единство", и поэтому объективная индивидуальность - слово, лишенное смысла [1].

1 Относительно понятия индивида см. "Общую теорию духа". Гл. VII.

14. ДВЕ СТОРОНЫ (ВНЕШНЯЯ И ВНУТРЕННЯЯ) ЧЕЛОВЕКА

И действительно, человек может рассматриваться и всегда рассматривался, как мы уже видели, с двух глубоко различных сторон: с одной из них, он объект, и входит в состав природной реальности, и не способен на свободу и, стало быть, не подводится под суждение, которое приписывает ему или отрицает ценность; с другой - тот самый человек, который глядит на природную реальность, и делает ее своей проблемой, и является в специфическом смысле человеком, отличая себя от всей природы; и не может не считать себя свободным (поскольку без свободы он не смог бы поставить себе проблему свободы - пусть даже для того, чтобы дать ее отрицательное решение); и действует и живет в мире, в котором не приостанавливается никогда одобряющее или порицающее суждение.

С первой стороны - которая не позволяет даже, чтобы была поставлена проблема истории, поскольку в этом аспекте сам человек есть природа человек, который эмпирически предстает как действующее лицо истории, представляет себя как особенное среди особенных - как вещь среди вещей или (что, по сути дела, одно и то же) человека среди вещей и среди людей.