Читаем Введение в философию желания полностью

В обыденной жизни люди различают «смутное желание», «желание того же, что и у Другого» (назовем его «миметическим желанием») и «уверенное желание». Самое интересное заключается в том, что сила желания становится доступной определению или даже измерению лишь за счет представления желания отношением.

«Смутное желание». Сообщая во время t о том, что он испытывает «смутное желание», агент не может ответить на вопрос, чего же он хочет, однако уверен, что его желание никак не связано с какой-либо потребностью, коль скоро все потребности ко времени t удовлетворены. В таких случаях говорят: «Хочу чего-нибудь особенного». При этом человек желает не что-нибудь конкретное, но любое х, которое в данной культуре могло бы быть подведено под понятие «особенного». Он хочет чего-то, что выделило бы данное время t из мира повседневной заботы, а вместе с этим сообщило бы отличие самому носителю желания. Поэтому перед нами не желание, а, скорее, «голод личностного выбора». Близкое к «голоду личностного выбора» состояние может быть определено как (экзистенциальные) «скука» или «тошнота». Можно сказать, что «смутное желание» – это отношение, в котором нет ни «готового объекта», ни «готового субъекта».

«Желание того же, что и у другого» или «миметическое желание». Видя желающего Другого, мы верим, что он – целостен и думаем, что и мы обретем необходимую нам целостность, если пожелаем того же, что есть у него. Мы как бы примериваем желание Другого на себя. В основании этого подражания лежит, вероятно, уверенность, что желающий всегда целостен Подражание невозможно без веры людей в то, что наличие желания – благо, а отсутствие желаний таит в себе некоторую опасность.

По мнению Р. Жирара, люди желают «в соответствии с другими людьми»[7]. Миметическое желание есть опосредованное, непрямое отношение, отношение посредством модели, которая служит медиатором желания[8]. Желание всегда предполагает отбор модели, автоматическую имитацию желающего другого (здесь часто возможны ошибки и иллюзии, когда модели приписывается отсутствующее у нее на самом деле желание), и собственно желание «как у другого», желание «того же самого». Агент миметического желания, таким образом, часто понимает подражательность природы своего желания. Ощущаемая человеком неполнота собственного бытия – вот что заставляет людей имитировать желания модели, так как модель – это тот, кто, как кажется, такой полнотой обладает. Уверенность, с которой другой заявляет о своем желании, обладает силой заразительности. Сам, «из себя самого» человек не знает, что пожелать, в крайнем случае, он не может назвать то главное, что является вершиной его желания. Эта трудность неоднократно описана в сказках, например, в сказках о трех желаниях. Народная мудрость с удивительной точностью фиксирует радикальную неспособность человека определять свое желание исходя только «из себя», невозможность удерживать объект желания постоянно и неуклонно, спрашивая только себя.[9] Абдуктивность повседневного мышления приводит к тому, что сделавшего выбор Другого копируют или потому, что верят в то, что модель не ошибается, или потому, что думают, что есть какой-то шанс, что модель окажется правой в своем выборе, что она обладает недостающим агенту миметического желания знанием.

Миметический агент выше всего ценит самодостаточность. Но полное отсутствие желания можно представить только у других. Поэтому моделью становится человек, о котором думают как о воплощении нарциссизма. Жирар пишет: «Желание предполагает противоречие: оно нацелено на полную автономию, на самодостаточность, и все же оно подражательно». Обсуждая произведения Пруста, он замечает: «Каждый верит, что кто-то другой имеет самодостаточность, которую мы желаем получить. Вот почему каждый испытывает желание. Но так как каждое желание предполагает утрату самодостаточности, никто поэтому ею не обладает»[10]. Базовый эпизод миметического желания может быть представлен как уверенность желающего в том, что Другой что-то желает. Миметическое желание есть подражание желанию Другого, которого у Другого может и не быть, но в наличие которого субъект желания верит. Из этого следует, что миметическое желание – не желание в собственном смысле этого слова, коль скоро в этом отношении отсутствует «готовый субъект», и, значит, причина и источник желания лежит вне самого носителя желания (См.: «Желание и зависть»). «Полное» желание включает в себя три стороны: носитель желания (субъект желания), тот, кого желают (объект желания), и действие трансценденции (предмет желания).

Таким образом, «миметическое желание» есть отношение между «не готовым субъектом» и «готовым объектом».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука