Введение в философскую феноменологию

желающий философствовать, должен хотя бы один раз в жизни усомниться во всем том, что он привычно считает истинным: в существовании материального мира, в верности умозаключений и самой логики, и даже в своем собственном существовании. Все мы ошибаемся, это несомненно, и возникает вопрос — существует ли вообще что-то истинное? И философ, по Декарту, должен переоценить все наши знания и убежде­ния и найти хотя бы какую-то «точку достоверности» в своем жизненном опыте. Как известно, эту «точку опоры» Декарт находит в своем cogito, в утверждении собственного существования. Cogito ergo sum — я мыслю, значит я существую. Я существую, даже если я сомневаюсь, мыслю ли я, ведь и тогда должен существовать некто сомневающийся. Это мыслящее Я, Ego, Картезий отождествляет с умом, душой или интеллектом (mens sive animus sive intellectus). Но именно в этом и состоит, по Гуссерлю, методическая ошибка Декарта. Сомневаясь во всем, последний должен был подвергнуть сомнению и собственное психологическое «я», весь свой внутренний мир, который к тому же постоянно выступает окутанным неопределенностью и неясностью. Логически безупречно только одно, считает Гуссерль: есть некоторое Ego и есть его деятельность, полагающая данности сознания. Отождествление же Ego с «Я», с душой есть непоследовательность, уводящая в ложном направлении. «Одной лишь готовности выполнить эпохэ, осуществить радикальное воздержание от всех преданностей, от всякой заранее принимаемой значимости предметов мира дело еще не делается; эпохэ должно быть и оставаться осуществленным всерьез. Ego не есть некий остаток мира, но абсолютно аподиктическое полагание, которое становится возможным только благодаря эпохэ, только благодаря “заключению в скобки” совокупной мировой значимости и только как единственное полагание. Душа же есть остаток предшествующей абстракции чистого тела, и после этой абстракции, по крайней мере по видимости, представляется дополнением этого тела. Но это абстрагирование (и этого нельзя упускать из виду) происходит не в рамках эпохэ, а в рамках того способа рассмотрения, которым естествоиспытатель или психолог пользуется на естественной почве предданного, само собой разумеющегося сущего мира»[10]. Другими словами, Декарт недостаточно строго проводит свое эпохэ, для него все еще остаются реальными значимости докритического, обыденного взгляда на мир. Это объясняется, по Гуссерлю, той целью, которую имел перед собой автор «Рассуждений о методе»: построение объективной науки. Именно последнее толкает его к отождествлению Ego и «Я». Именно это не позволяет ему со всей строгостью поставить вопрос о существовании других «Я», об интерсубъективности, о «внутреннем» и

{стр. 11}

«внешнем» мире, которые, по Гуссерлю, конституируются в абсолютном Ego. «Понятно, таким образом, почему Декарт, торопясь обосновать объективизм и точные науки как обеспечивающие метафизически — абсолютное познание, не ставит перед собой задачу систематически расспросить чистое Ego о том, какие акты и какие способности ему свойственны и какие интенциональные свершения оно в них осуществляет. Поскольку он на этом не задерживается, ему не может раскрыться обширная проблематика систематического вопрошания о мире как “феномене” в Ego: можно ли действительно указать, в каких имманентных свершениях Ego мир получил свой бытийный смысл»[11]. Как это делает сам Гуссерль, мы увидим в следующих параграфах.

§ 2. Три гуссерлевских эпохэ

Гуссерль рассматривает три типа эпохэ. Первый относится, собственно, к философии Декарта . В своем «Рассуждении о методе» Декарт говорит вначале, что каждый желающий философствовать, ищущий истину должен хотя бы раз все подвергнуть сомнению. Ведь несомненным является то, что мы нередко ошибаемся в наших мнениях, а то, что истина вообще существует, это далеко не очевидно. Может быть, мы вообще во всем ошибаемся?.. В глубине этого тотального сомнения Декарт обнаруживает точку опоры: достоверность собственного существования, знаменитое cogito ergo sum. Вот это сомнение и, стало быть, воздержание от суждения Гуссерль и называет первым эпохэ.