Введение в гражданскую войну

При этом их не подавляют, они продолжают существовать, но без каких-либо последствий. Потому что норма не отменила Закон, а только выпотрошила его и определила на службу своим целям, доведя до логического завершения имманентно присущие ему бухгалтерские и управленческие функции. Войдя в зону влияния нормы, Закон сбрасывает пережитки своей трансцендентности и далее действует лишь в качестве некоего чрезвычайного положения, продлеваемого бесконечно.

Чрезвычайное положение – это нормальное состояние Закона.

Больше нигде не видно Внешнего – дикая Природа, классическое Великое Безумие, классическое Великое Преступление или классический Великий Пролетариат, состоящий из рабочих с их реально существующей Партией за Справедливость и Свободу, исчезли из реальности только потому, что сначала потеряли всякую силу пленять воображение, – больше нет никакого Вне, потому что повсюду, в каждой точке биополитической ткани есть нечто Внешнее. Безумие, преступление, пролетариат с пустыми желудками больше не живут в каком-то определённом и известном месте, у них больше нет своего мира вне этого мира, собственного гетто со стенами или без; по мере испарения общества они стали обратимым свойством, безжалостной скрытой предрасположенностью, подозрительной возможностью всякого тела. И эта подозрительность оправдывает продолжение процесса социализации общества, совершенствование всех мельчайших механизмов контроля; не то чтобы Биовласть открыто управляла людьми и всем прочим напрямую, – скорее возможностями и условиями для этих возможностей.

Всё, что выбивается Вовне, то есть всё незаконное, но также нищета или смерть, подвергается реинтеграции в той мере, в которой ЛЮДИ могут этим управлять, что позитивно устраняет эти вещи, давая им снова войти в оборот. Вот почему внутри Биовласти смерть не существует; потому что в обороте лишь убийство. Статистика демонстрирует целую сеть причинно-следственных связей, постоянно держащую живущих в окружении всех тех мертвецов, которых потребовало их выживание (изгои, индонезийские дети, жертвы несчастных случаев на производстве, эфиопы всех возрастов, угасшие звёзды экрана и т. д.). Но смерть стала убийством ещё и в медицинском смысле, с умножением числа этих «трупов с бьющимся сердцем» и «розовых мертвецов», которые давно бы уже скончались, если бы их не сохраняли искусственно как резерв органов для очередной неумелой пересадки, если бы они не хранились, чтобы умереть. Правда в том, что больше нет различимых границ, потому что лиминальность стала глубинным условием всего сущего.