Таким образом, ломоносовская «теория трех штилей» оказывается не только исторически оправданной применительно к русскому литературному языку XVIII в., но и заключает в себе очень важное теоретическое зерно: стили речи соотносительны, и любой стиль прежде всего соотнесен с нейтральным, нулевым; прочие стили расходятся от этого нейтрального в противоположные стороны: одни с «коэффициентом» плюс как «высокие», другие – с «коэффициентом» минус как «низкие» (ср. нейтральное
В пределах того или другого стиля (кроме нейтрального!) могут быть свои подразделения: в «высоком» – поэтический, риторический, патетический, «академический», специально–технический и т. п.; в «низком» – разговорный, фамильярный, вульгарный и т. п.
Для каждого языка бывают разные источники комплектования словаря «высоких» и «низких» стилей.
В русском литературном языке источниками «высокого» стиля могут быть прежде всего славянизмы или им подобные слова (не
Источниками «низкого» стиля могут быть свои исконно русские слова, если место соответствующего нейтрального слова заменяет славянизм (не
Соответственно, например, в английском литературном языке нейтральный стиль образуют прежде всего слова англосаксонского происхождения, в «высоком» стиле выступают слова французского и греко–латинского происхождения, а в «низком» – слова из сленга, профессиональной речи и диалектизмы.
Для французского языка XVI в. источником «высокого» стиля был итальянский язык, а для немецкого языка XVII–XVIII вв. – французский. Нормы русского литературного языка XVIII в. в отношении распределения слов по стилям подробно описаны у Ломоносова в «Рассуждении о пользе книг церковных в российском языке»[ 227 ]
.Все изложенное позволяет сделать некоторые выводы о системе в лексике.
1) Нельзя описывать систему лексики по тем объектам, которые она называет. Называть лексика может и явления природы, и явления техники, культуры, психической жизни людей; для того и есть в языке лексика, чтобы носитель данного языка мог называть все, что ему надо в его общественной и даже личной практике. Но система называемого должна разойтись по областям называемого, это система предметов разных наук: геологии, ботаники, зоологии, физики, химии и т. д. Тем более что многие объекты могут иметь по нескольку наименований (синонимия), но эти наименования как слова не будут представлять языковой системы.
2) То же следует сказать и о системе понятий, хотя понятия – это не просто предметы действительности, а «слепки» в сознании людей, отражающие систему предметов объективной действительности, но это тоже не слова. Исследование системы понятий, их отношений и их элементов – очень важная задача науки, но отнюдь не предмет лингвистики.
3) Тем самым «лексическая система языка не имеет ничего общего с упорядочением лексики данного языка по предметным (внеязыковым) категориям, как это делается в «предметных», «тематических» и «идеологических» словарях. Она не может быть сведена к системе «семантических полей» или «лексико–семантических групп», так как последние являются лишь одним (хотя и достаточно важным) из структурных элементов «лексической системы»[ 228 ]
.Эту мысль в более конструктивном плане развивает Ю. Д. Апресян: «…семантическое содержание слова не является чем–то самодовлеющим. Оно целиком обусловлено теми отношениями, которые складываются в сети противопоставлений данного слова другим словом того же поля. По идее и терминологии Ф. де Соссюра, оно обладает не значением, а значимостью», «…чтобы вернуть лингвистике… единство, семантические поля должны быть получены не на понятийной, а на лингвистической основе, не со стороны логики, а со стороны лингвистики…»[ 229 ]