Введение в изучение св. Григория Паламы

Спасение. Сын Божий стал человеком; «Он родился от жены, чтобы облечься в созданную Им природу, извратившуюся по наущению Врага; Он родился от жены, Которая была девой, чтобы создать нового человека.» Таким образом Он добровольно уподобился нам в нашей немощи и смертности, но Он нес в себе начаток новой жизни. «Став сыном человеческим и восприняв смертность, Он преобразил людей в сынов Божиих, сделав их причастниками Божественного бессмертия». Все дело спасения понимается, следовательно, в терминах смерти–жизни, тленности–бессмертия. Выше мы видели, что передача греха Адама понималась св. Григорием, в основном, как наследственное тление, приводящее одновременно к смертности плоти и греховности души: вольная смерть и воскресение Христа вырвали человека из этого замкнутого круга смерти и греха. «Одной смертью, смертью своей плоти, и одним воскресением, воскресением той же плоти, Он излечил нас от двойной смерти и освободил от двойного плена: смерти и плена нашей души и нашего тела»; ”своей телесной смертью Он поразил того, кто в смерти владычествовал над душой и телом». ”Ради нас Он претерпел смерть, которой не должен был подвергнуться… чтобы искупить нас от рабства у диавола и смерти, смерти душевной и смерти телесной…»

Смерть Христа была необходима, чтобы прервать наследование тления «ветхого человека»; она была очистительной жертвой в библейском смысле. «Нужна была жертва, — пишет св. Григорий Палама, — чтобы примирить нас с Отцом небесным и освятить нас, оскверненных общением с диаволом… И мы нуждались не только в воскресении души, но и в воскресении плоти». Строго святоотеческое изложение сотириологии св. Григория пронизано выражениями, заимствованными у ап. Павла и из византийского богослужения, особенно воскресного. Для него Искупление не является «удовлетворением», приносимым Божественному правосудию; это примирение падшей и смертной человеческой природы с живым Богом. Заставив умереть на кресте ветхого Адама и сообщив свою собственную жизнь человеку в Иисусе, Бог восстанавливает Свою законную власть и уничтожает смертоносную узурпацию власти сатаной: Троица вновь становится доступна человеку прямо и непосредственно. Св. Григорий прибегает к выражениям, показывающим, что к таинству воплощения он подходит экзистенциально: «Если бы Бог–Слово не воплотился, то Отец не явил бы Себя воистину Отцом, ни Сын — воистину Сыном, ни Дух Святый — исходящим также от Отца; Бог не открылся бы в своем сущностном и ипостасном бытии, Он являлся бы только как созерцаемая в тварях энергия, что и утверждали древние юродивые мудрецы и что утверждают сегодня сторонники Варлаама и Акиндина.»[ [166]] Учение о обожении является для св. Григория прямым следствием исторического дела Христа: вне Него Божественная жизнь остается человеку недоступной.

Таинства. Как грех и смерть передавались, начиная с Адама, путем естественного рождения, так и жизнь дается новым рождением, крещением и Евхаристией соединяющим нас со Христом. Таким образом спасение, принесенное Христом, касается всех. «Он дарует полное спасение, — пишет св. Григорий, — не только природе, которую по неразрывному соединению Он заимствовал у нас, но и каждому из верующих в Него… Для этого Он учредил святое крещение, определил законы, ведущие к спасению, проповедал всем покаяние и дал Свое тело и Свою кровь; не просто природа, а ипостась каждого верующего крестится, живет по Божественным заповедям и причащается боготворящего хлеба и чаши.» Возрождение человеческой природы, раз и навсегда совершенное Христом, осуществляется, следовательно, для каждого из нас в таинствах. Крещение и Евхаристия имеют для учителя безмолвия несравненно большее значение, чем другие христианские таинства, поскольку именно в них является все домостроительство Божие. Впрочем, византийские богословы не знали еще системы «семи таинств», которая при слишком схоластическом понимании заключает в себе опасность представлять таинство христианского посвящения как «одно из средств» спасения, а не как уникальное и важнейшее средство. Говоря о крещении и Евхаристии, св. Григорий Палама утверждает: «С этими двумя действиями связано все наше спасение, ибо в них сосредотачивается все богомужное домостроительство».