Введение в лингвофольклористику: учебное пособие

В отечественной науке известен опыт создания диалектологического словаря личности. Интересна попытка группы российских исследователей создать языковой портрет конкретного человека на примере языковой личности с рельефными языковыми чертами, уникальной индивидуальностью, ярко воплотившей в себе черты своего времени, культуры, народа, носителя языковой традиции поколения русской интеллигенции, замечательного языковеда А.А. Реформатского. Для авторов исследования языковая личность – это произносительная манера, особенности устной речи, своеобразное использование знания иностранных языков, словаря, заметки на полях любимых книг, любовь к прозвищам, манера общения в семейном кругу, язык писем, стиль написания научных текстов и т. п.

Языковая личность – это личность, выраженная средствами языка в языке (текстах) и в основных чертах выявляемая в результате анализа языковых средств. Полагают, что за каждым текстом стоит языковая личность, которая характеризуется не только степенью владения языком, но и выбором – социальным и личностным – языковых средств различного уровня. Для личности характерно своё видение мира, определяемое индивидуальной языковой картиной мира. Индивидуальная дифференциация речи – залог всех других форм дифференциации языка, основная пружина его эволюции.

По Караулову, структура языковой личности состоит из трёх уровней:

1) вербально-семантического, предполагающего для носителя нормальное владение естественным языком, а для исследователя – традиционное описание формальных средств выражения определённых значений;

2) когнитивного, единицами которого являются понятия, идеи, концепты, складывающиеся у каждой языковой индивидуальности в более или менее упорядоченную, более или менее систематизированную «картину мира», отражающую иерархию ценностей. Когнитивный уровень устройства языковой личности и её анализа предполагает расширение значения и переход к знаниям, а значит, охватывает интеллектуальную сферу личности, давая исследователю выход через язык, через процессы говорения и понимания – к знанию, сознанию, процессам познания человека;

3) прагматического, заключающего цели, мотивы, интересы, установки и интенциональность. Этот уровень обеспечивает в анализе языковой личности закономерный и обусловленный переход от оценок её речевой деятельности к осмыслению реальной деятельности в мире [Караулов 1989: 210].

Об языковой личности стали размышлять и диалектологи. «Идиолектное варьирование структуры, нормы и узуса диалектного идиома определяется различиями не только биологических, социальных, но и психологических, мировоззренческих характеристик говорящих индивидуумов, различиями в сфере их интересов, моральных ценностей и т. д. Степень языковой инициативы говорящего зависит также от большей или меньшей его склонности к рефлексии над языком, к языковой игре, к словотворчеству» [Нефедова 2001_а: 68]. Наблюдения над словоупотреблением одной из жительниц архангельской деревни, у которой более 300 единиц с прагматическим компонентом из 1400 – продукт индивидуального словотворчества, подтверждают уже не раз звучавший вывод диалектологов о необходимости изучать динамику современных говоров, источники, ресурсы и средства варьирования с учётом фигуры носителя идиолекта – конкретной языковой личности [Нефедова 2001_б].

Идиолектность – органическое свойство традиционной культуры в любой её области, включая мифотворчество. Известный религиовед и писатель М. Элиаде в книге «Аспекты мифа» пишет: «В архаических обществах, как и везде, культура создаётся и возобновляется благодаря творческому опыту нескольких индивидов» [Элиаде 2000: 141]. Роль творческих личностей всегда была более значительной, чем это можно предположить. Шаманам и сказителям, – пишет М. Элиаде, – удавалось в конечном счёте внушить соответствующим сообществам по крайней мере некоторые из своих воображаемых видений. Современные исследователи уже высветили роль творческого индивида в разработке мифов и в передаче их. Можно предположить, что роль эта в прошлом была ещё значительнее, когда поэтическое творчество «имело общую природу с эстетическим опытом и было ему подвластно» [Элиаде 2000: 140–141].

Давно уже подмечено, что каноническое искусство, оставляющее, казалось бы, ничтожную возможность для индивидуального начала, тем не менее способствует изобретательности в области формы, стимулирует своего рода творческое «соревнование» мастеров, следование традиции становится творческим состязанием мастера с предшественниками и последователями [Конявская 2000: 85]. В таком соревновании и возникают уникальные элементы формы и языка, изменяющие даже такую устойчивую структуру, как жанр.