Нарастание этой эволюции нетрудно проследить в памятниках ранневизантийской эпохи. еще у св. иоанна златоуста можно услышать отголосок старого понимания храма, возможно даже желание ограничить бурный рост или, как мы говорили, прорыв
нового. в беседе «о кресте и разбойнике» златоуст говорит: «…Но когда пришел Христос… то очистил всю землю, сделал всякое место удобным для молитвы. Хочешь ли знать, как вся земля, наконец, сделалась храмом?»[157] Это еще вполне в духе речи стефана: «Небо – престол Мой, и земля – подножие ног Моих» (деян. 7:49). Но уже в Ареопагитиках, одном из основоположных памятников нового мистериального литургического богословия, храм определяется как священное здание, своею священностью отделенное от профанного и ему противостоящее[158]. и эта идея будет повторяться и развиваться в бесчисленных толкованиях, которые византийское благочестие посвятит символизму храма.