Введение в общую культурно-историческую психологию

Возвращаясь к разговору об Образе мира, скажу: глядя на мир вокруг, мы одновременно глядим и в Образ Мира в своем сознании, накладываем эти два восприятия одно на другое и исходим в своих поступках не из того, что является действительностью, а из того, что видим своим внутренним взором, из того, что есть только в моем мировоззрении. Из того, что можно вслед за Павлом Флоренским назвать «естиной», то есть истиной человека в противоположность действительности мира.

Что я пытался показать этим образом? То, что, хотим мы того или не хотим, но мы воспринимаем мир таким, каким показывают его наши органы восприятия. И мы его при этом так или иначе запоминаем и храним как огромный Образ Мира в памяти. Это необходимо для выживания и является первоосновой для любых мировоззрений. Все мировоззрения при таком подходе становятся весьма незначительными по объему, но очень действенными приспособлениями для управления человеческим поведением. Но поведение – это прямое воплощение какого-то способа выживания. Причем всегда наилучшего, как видится самому человеку. По крайней мере, избирается оно как наилучшее, а осуждается уже потом, после проигрыша. Следовательно, мировоззрения создаются для той же цели, что и начальный Образ Мира. Но зачем нужно это дополнительное приспособление? Почему не хватает начального Образа Мира?

Потому что приходим мы все в единый мир Земли, а оказываемся в различных мирах-сообществах. Сообщества создаются, чтобы легче было выжить на Земле. Но зато теперь появляется задача выжить в сообществе. По-русски и Земля называется миром, и крестьянская община тоже мир. Все это означает, что мировоззрение всегда очень точно приспособлено для выживания в каком-то мире и, изучая его, мы можем описать и мир, ради которого оно создавалось.

Соответственно и наоборот. Глядя на следы человеческой деятельности в мире, которые называются культурой, мы можем сделать выводы о его мировоззрении. То есть о содержании сознания хозяина мировоззрения, поскольку Образ Мира и соответствующий ему способ видеть мир, иными словами, мировоззрение, являются одной из важнейших составных частей того, что мы обычно называем человеческим мышлением.

Это можно посчитать еще одним выводом моего сочинения. Вывод о возможности изучать человеческое мышление и психику не только по психическим процессам, но и по психическим содержаниям, был предметом долгого спора между культурно-исторической и физиологической психологиями и является одной из основ нашей дисциплины.

Если теперь вернуться к понятию «научное мировоззрение», то сразу возникает вопрос: когда нам говорили, что наше мировоззрение научное, это означало, что предложенный наукой способ видеть мир уже прочно вошел в бытовое мышление? Или же одно из сообществ пыталось подчинить себе все остальные, навязав свое мировоззрение? Ведь навязать мировоззрение значит и навязать свою систему ценностей и свой смысл жизни. То есть, по сути, все, с помощью чего можно управлять людьми. Для сообществ это вполне естественно. Созданные для лучшего выживания, они считают допустимым все, что ведет к выживанию, но уже не создавших их людей, а самих сообществ. Поэтому они освящают любые действия, осуществленные людьми ради выживания сообщества. Даже самые отвратительные и порицаемые.

В этом смысле сообщества еще очень и очень первобытны по своей психологии. Люди уже более или менее научились думать не только о собственном желудке, а сообщества еще на стадии первобытной бездумной дикости. Пример.

Самоубийство осуждается в Западном мире и государством, и религией. Самоубийца проклинается именем Божиим, и его даже нельзя хоронить на общем кладбище. Но это только если он убивает себя ради собственного удовольствия. А вот если он делает это ради других, ради общества, например, бросается на амбразуру, он уже не самоубийца, а герой! Может быть, даже святой, если все удачно сложится. Ну а что он при этом думал и хотел? Это, в общем-то, не важно, главное, что он сделал то, что от него ждали в соответствии со введенной программой правильного поведения – подвиг во имя Родины, или человечества. Еще один пример.

Тот неуют, неприятное чувство, которое испытывает любой «нормальный» человек, когда читает строки, подобные написанным мною, о том, что жертвовать собой ради Родины – не однозначно хорошо. Я и сам ощущаю себя очень и очень уязвимым: даже говорить подобные вещи опасно! Ведь про тебя могут сказать, что призывал отказаться от любви к Родине, и уничтожат! Как предателя. Уничтожить ради сообщества – это не только вполне допустимо, это поощряется. Причем предателей не любят даже те, ради кого это предательство совершается.

Мне кажется, что так называемая социальная психология до сих пор так слаба только потому, что изучение психологии сообществ постоянно натыкается на чувство уязвимости и запреты в сознании самого исследователя.