Составляя перечень, Хамфри делает упор только на тот опыт, которого у младенца еще не было в действительности. Однако по мере того, как ребенок растет и развивается, растет и необходимость включения реального жизненного опыта в обучающий процесс сновидений. Соответственно, я бы предложил пополнить указанный выше перечень еще по меньшей мере двумя категориями:
В первом случае наши сновидения могут повторяться и даже становиться совершеннее на базе наших реальных действий, дабы в будущем мы мог ни воспользоваться ими с большим успехом. Во втором случае во сне мы можем совершать альтернативные действия в таких же обстоятельствах до тех пор, пока какое то из них не приведет нас к успеху. Опыт сновидений всех шести указанных типов способен помочь не только детям, но и всем нам усовершенствовать и далее расширить свой «репертуар» инстинктивных поведенческих моделей, доступных нам С рождения, а также освоить новые модели поведения, которым мы учимся в течение жизни. Если теория Хамфри верна, это означает, что сновидения должны оставлять фактические «следы» в структуре нашего мозга, чтобы в случае необходимости мы могли подключить опыт сновидений к своей повседневной жизни, подобно тому, как срабатывают в нужный момент наши инстинкты. В книге «Сновидения и развитие личности» психолог Эрнест Лоуренс Росси суммирует данные исследований в поддержку схожей точки :фения, конкретно, точки зрения Мишеля Жюве:
Животные, развитые менее чем рептилии, действуют почти полностью на основании инстинктов. Запрограммированное поведение подходит практически к любой ситуации. Но закрепленные поведенческие модели не очень хорошо приспособлены к переменам; животному индивидууму требуется большая свобода поведения. Поэтому рептилии эволюционировали, в результате чего возникла новая рептилия-одиночка с более широким спектром возможных поведенческих моделей, чем те, что были заложены в нее при рождении. Следовательно,., для этого примитивные сновидения должны были тесно переплестись с более сложным сознанием, что позволило индивидуальной особи адаптироваться к окружающим условиям.
При такой точке зрения сновидения являются центральной частью целостной системы сознания, а не какой-то рудиментарной аномалией. Во сне можно «опробовать» огромное множество будущих поведенческих моделей. Логически незавершенные сновидения будут повторяться со всевозможными вариациями до тех пор, пока проблема не будет решена. Сновидения, имевшие неудовлетворительный конец, будут повторяться реже, чем сны, имевшие удачное завершение. Любые вариации сновидений, увенчавшихся успехом, будут, вероятнее всего, повторяться время от времени.
В этом свете сложная социальная и эмоциональная жизнь млекопитающих может представляться как отражение повышенной усложненности и их сознания и их сновидений. Дело не в том, что явилось причиной, а что следствием, скорее здесь имеет место обоюдное влияние: повышенная сложность сознания и сновидений, приводящая к повышению сложности поведения, которая, в свою очередь, приводит к дальнейшему усложнению сознания и сновидений, и так до бесконечности.
Ранее в этой главе я выдвигал предположение, что с возникновением неокортекса эмоциональная сложность сновидений, доступная млекопитающим, способна перейти на более высокую качественную ступень. Сновидения приматов должны были стать гораздо более «совершенными» в плане моделирования ситуаций реального мира, особенно визуальной реальности. Они могли бы положить начало отражению размышлений по поводу опыта, а не просто непосредственного опыта. И наконец, подобно сознанию приматов, в сновидениях должен был появиться примитивный язык, возможно, язык символов. По мере совершенствования неокортекса у людей всем этим характеристикам надлежало соответствующим образом развиться в их сновидениях. Без сомнения, именно это и наблюдается в наших сновидениях: