Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

Третья часть текста, тесно связанного с пророком Исайей и датируемого VIII веком, — главы 36–39, сюжет которых параллелен повествованию 4 Цар 18–20. Возможно, в действительности он был заимствован оттуда с добавлением незначительных изменений. Эта часть в отличие от предыдущих двух не содержит пророчеств, но представляет собой результат намеренной редакторской работы. В этой части запечатлен пример яркого пророческого богословия, представленного тремя речами, вложенными в уста ассирийских посланников (Ис 36:4–10, 13–20; 37:8–13). В качестве ответа на эти богословско–политические речи в тексте приводятся молитва царя Езекии (37:15–20) и пророчество Исайи, дающее Израилю уверенность в победе и говорящее о том, что защита, предложенная Ассирией, не может соперничать с защитой, предложенной ГОСПОДОМ (37:22–29, см. также стт. 6–7). Итог этой части — свидетельство об уверенности в суверенном владычестве ГОСПОДА, выразившемся в чудесном избавлении Иерусалима от ассирийской угрозы (37:36–38) — спасении, основанном, согласно словам пророка, на верности ГОСПОДА обещанию, данному Давиду:

Посему так говорит ГОСПОДЬ о царе Ассирийском: «не войдет он в этот город и не бросит туда стрелы, и не приступит к нему со щитом, и не насыплет против него вала. По той же дороге, по которой пришел, возвратится, а в город сей не войдет, говорит ГОСПОДЬ. Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради Себя и ради Давида, раба Моего»

(Ис 37:33–35).

Это пророчество — яркое выражение обязательств ГОСПОДА, адресованных иерусалимской элите, и пример глубокой уверенности самого Исайи в истинности заключенной в нем богословской идеи. Конечно, невозможно с достоверностью определить, действительно ли эти слова принадлежали Исайе или же всего–навсего отражают богословские взгляды тех, кто развивал и оформлял восходящую к нему традицию. Кристофер Зейтц написал целую работу, посвященную функции этой части в развитии разных тенденций традиции, отраженных в Книге Исайи (Seitz 1991). По его мнению, Ахаз и Езекия в глазах традиции олицетворяют противопоставление нечестивого

и благочестивого царей. Он также предположил, что верность Исайи «богословию Сиона» (убеждению в том, что ГОСПОДЬ останется верным городу Храма вопреки обстоятельствам) стала причиной развития начатой пророком традиции на протяжении многих лет после его смерти и после кризиса времен Езекии:

Развитие традиции, возводимой к Исайе, не было следствием последующей адаптации текста, как в случае других пророков, живших до вавилонского плена, или следствием внесения в текст дополнений, кажущихся уместными. Напротив, именно существование Heilsprophetie

[10] в форме пророчеств, (1) ограничивающих роль Ассирии, служащей инструментом божественного гнева, и (2) говорящих о божественной заботе о Сионе, позволило традиции Исайи занять уникальное место среди собраний предшествующих плену пророчеств

(Seitz 1991, 146).

Все три части текста (1–12; 28–31, а также 32–33; 36–39) подтверждают, что основной целью традиции Исайи было подчеркнуть гегемонию ГОСПОДА, сохраняющего свое могущество даже в условиях глубокого общественного кризиса. Так же, как и все остальные пророки Древнего Израиля, Исайя говорил о «богословии общества», утверждая, что власть ГОСПОДА играет решающую роль в политике и общественном порядке.

Наряду с тремя названными частями Протоисайи, считающимися подлинными пророчествами самого Исайи, в этот корпус входят другие тексты, расширяющие изначальную традицию. Однако это расширение соответствует взглядам самого Исайи, в особенности — его уверенности в верности ГОСПОДА Иерусалиму, согласно которой осуждение не является окончательным и в итоге ГОСПОДЬ пошлет shalom (мир) на]erusalaim (Иерусалим) и его окрестности.