Вверяю сердце бурям

Мог ли даже думать телеграфист Матраков, что, выгнав Мирзу из Нурека, сорвал грандиозный план самого Ибрагимбека — прорваться в Локай и начать операции против столицы Таджикистана... Телеграфист, рядовой боец 7-й бригады с боем встал на пути интервентов, возглавив десяток почти безоружных нурекцев-колхозников.

IV

Не пугай! Захотел мою душу сожрать, эй ты, сын разводки!

                            Алаярбек Даниарбек

Страх не спасет от смерти.

                               Нафиси

Топот копыт разорвал тишину ночи. Матраков спал по-военному, не разуваясь. Сон соскочил мгновенно.

Матраков стоял уже в открытой двери на пороге, сжимая взведенную трехлинейку и вглядываясь во тьму. Звезды плохо светили, и что делалось в кишлаке разглядеть было невозможно.

Топот приближался. Все собаки селения надрывались в лае. Неизвестные всадники переполошили Нурек.

Перед отделением связи они возникли мгновенно, как духи гор. Они были стремительны и напористы. И только какое-то внутреннее чутье помешало Матракову разрядить в них всю обойму.

— Что же вы, ребята, голос не подали, что свои? Чуть не отправил вас в Могилевскую губернию.

— А кто знал, что здесь открыли почту? — сказал командир эскадрона, высокий, с резкими монгольскими скулами, с жестким разрезом рта и с веселыми карими глазами, с бравой бывалой выправкой кавалериста.

— И был бы ты, связист, прав.

Разжигая лампу, Матраков разглядывал комэска.

— Баба-Калан? — сказал с некоторым сомнением Матраков. — Обнял бы тебя, да вроде после Матчи важный стал. Вон шпалу в петлицу нацепил!

— Да ты же, Петр, связист. Ийо худо! — комэск тискал Матракова в объятиях. — Как дела, друг?

— Вот радость! Встретились!

— Ну, докладывай, Матраков! Обстановочка тут серьезная.

— Сейчас свяжу вас, комэск, с заставой. Как у них? У нас в Нуреке все в порядке. Дали мы на переправе Гирдоб бандюгам по морде. Целый день рвались к броду, да не прорвались. У меня в гарнизоне— молодец к молодцу. Да такую пальбу устроили из «тулок»-двустволок и из своих фузей-мультуков, ч[то Ибрагимбек перепугался и ушел восвояси. Сколько их там от нашей картечи повредилось, сколько й стремнине потопло... аллах ведает!

Матраков выглянул в дверь. В темноте под деревьями, там, где днем отдыхали всадники Мирзы, шевелились тени. Слышались отрывистые тихие слова. Это собирался добровольческий отряд Нурека. Под урюковыми деревьями располагалась общественная мех-монхана Нурека, где, как и во всех горных кишлаках Таджикистана, путники находили приют и ласку. Появление красного эскадрона было для нурекцев особенно радостным, ибо они избавились от угрозы.

Пока готовили чай, комэск успел поговорить и с Пуль-и-Сангином, и Конгуртом, и столицей республики. Связь по проводам была нарушена, но радио у Матракова работало отлично.

— Не иначе столбы повыворотили, — сказал Матраков, — значит, готовили удар. Но теперь ничего у них не выйдет.

— Не выйдет. Ибрагим хотел мост захватить — ничего не получилось. Докладывайте, Матраков!

Баба-Калан ничуть не удивился, что Матраков нач-гарнизона Нурека. Матраков был опытным военным, и ему вполне пристало командовать «гарнизоном».

Проверив наличные силы и дав задания, Баба-Калан принялся за запоздавший ужин. Они проговорили до утра. Им с Маграковым было о чем вспомнить. Сколько они воевали в Матче и Гиссарской долине! Тогда Матраков был связистом и тянул провода от Байсуна до Душанбе. Тогда Баба-Калан возглавлял боевой добровольческий отряд, славившийся неустрашимостью и стремительностью действий. Но Матраков так и остался рядовым бойцом, а Баба-Калан уже имел звание командира эскадрона.

— Учение свет — неученье тьма. Вот ты какой стал, брат Баба-Калан, Герой.

— Никогда не поздно, брат! А помнишь мы с тобой побратались, — вспоминал Баба-Калан. — Ты русский и я узбек — братья. И теперь я буду не я, если из тебя командира не сделаю.

— Не поздно ли? Время-то ушло. Семейный я теперь.

И Матраков рассказал про жену и детей, о том, как он в Сары-Асие женился на хорошей девушке из местных. Как за него там беспокоятся.

Баба-Калан настаивал на том, чтобы командировать Матракова как «обладающего всеми задатками волевого решительного командира на учебу в Азербайджанское военное училище».

Затем Матраков рассказал о Мирзе, и комэск загорелся:

— Ну, такого мы не выпустим!

В беседу были подключены подошедшие старейшины Нурека, Баба-Калан дотошно расспрашивал каждого. В горы на рассвете были посланы разведчики — пастухи и охотники. Полетели телефонограммы во все концы. Связист Матраков охрип и чуть ли не потерял голос.

Он все еще кричал в рупор приемника, хоть эскадрон Баба-Калана давно уже скрылся в горном ущелье.

Покончив с передачами, Матраков закурил. Потом встал, посмотрел на белый от пены Вахш, снял с колышка винтовку и положил ее на шаткие доски стола.

— А Баба-Калан-то! Какой комэск! Орел! Придется тебе, мамаша, одной малость повековать. Жалко, а придется.