Вверяю сердце бурям

— А что я молчать буду?.. Я сейчас пришел от Кар-шинеких ворот и все своими глазами видел... — И нескладный курильщик распялил пальцами глаза, да так, что вывернул красные веки и от вытаращенных глазных яблок лицо стало ужасающим. Он выдвинулся вперед, выхватил кальян, затянулся до кашля и захрипел устрашающе: — Пусть я дивана, но единая ложь оскверняет тысячу истин. Вот сидите вы здесь, а не знаете, что врата Бухары падут, разбитые в щепки, что пушки своими жерлами направлены на вас... Народ — саранча. У саранчи нет полководца, но она все сокрушает. А теперь у народа появился на коне вожак и имя его Пирунзе, он идет, он надвигается, и в руке его огненный меч!

Кто-то из сумрака подал робкий голос:

— Где же их высочество?.. Говорили же: опоясался он поясом мужества, вооружился мечом мести и...

— Что «и»?

— Вооружил своих советников, мулл, ишанов, мударрисов, и, подняв кораны над своими головами, они пошли бить большевых.

— Как же, как же... Ни одной белой чалмы я не видел на поле боя ни среди живых, ни среди убитых. Есть у эмира осел, ученей его самого... похож на такого муллу с кораном под мышкой.

— Эй, замолчи, наконец! — закричал кары и, обращаясь ко всем сидящим, простонал: — Кара небесная на наши головы. Наш пресветлый эмир в опасности... Встанем же, мусульмане, как один, и стеной на большевых! Эй, вы! Вставайте же!

Но никто и не шевельнулся. Правда, один из стражников было положил свою пятерню на плечо нескладного курильщика, но тот легким движением попросту стряхнул ее и воскликнул, обращаясь к кары:

— Смотрите на него, задрал голову и забрался па насест высоко. Пророк настоящий. Никакая курица глаз ему не выклюет. Эй, шли бы все по домам! Большевые уже около Каракульских ворот! Видел я их островерхие шапки. Бежал я что есть духу... предупредить.

Тут оп привел свои глаза в порядок и, поднявшись, зашагал через ноги и колени сидящих к Баба-Калану.

Они вышли вдвоем. За ними тенями скользнули несколько человек.

Поколебавшись, за ними вышел кары. Он жалобно взмахнул рукой и пробормотал что-то на прощание.

Кукнархана опустела.

XI

Того, кто живет в созерцании наслаждений, необузданного в своих страстях, жадного в еде, ленивого в поступках, трусливого в битве — именно его владыка смерти сокрушит, точно вихрь бессильное дерево.

                                              Джаммапада

Моя жизнь —

странствования от двери к двери,

Мой доход —

заклинания, амулеты,

Мой дом —

монашеская ханака,

Мой наставник —

благочестивый шейх.

                      Ибн Мункыз

Поразителен Восток. Благодушный и спокойный, романтически загадочный и равнодушный к человеческим судьбам. А восточные базары — это вообще небывалый в своих контрастах и деталях, красочный и своеобразный мир. Таким базаром и был базар у дворца Ситоре-и-Мохасса.

Как и всегда, на спящий ночной базар прибредают с пронзительным детским плачем шустрые рыжие шакалы порыться в базарных отбросах. Как и всегда, долго не могут угомониться вороны в кронах карагачей. В хаузе у маленькой мечети заколебались блики звезд, а за оплывшим глиняным дувалом старого кладбища вдруг взвыла гиена. Вой ее заставил вздрогнуть старенького имама, который только-только задремал на своем ветхом одеяле, перестав прислушиваться к далекому гулу пушек. У

— Кто здесь? — встрепенулся он при виде темной фигуры в дверях.

— Не волнуйтесь, отец, я свой, — вполголоса говорит Баба-Калан.

— А ты не Хызр, бродячий дух? А ты знаешь, невежда, Хызр может появляться благочестивым в разных образах. Где ты шатался? Спать пора. Что слышно в мире?

Старичок-имам равнодушно позевывает. Озабоченно вытягивает он с полки одеяло и подушку и постилает на полу для Баба-Калана. Великан квартирует у него и платит одну теньгу в сутки за постель и... за новости. Баба-Калан обязан рассказывать перед сном новости базара. И сейчас, снова сладко зевнув, старичок спрашивает, но лениво, равнодушно:

— Гром перестал? Эти красные солдаты тоже угомонились?

Сейчас, когда наступила ночь, старичка-имама ничуть не интересуют военные новости. Сладко зевнув, он спрашивает затихшего на ватной подстилке-курпа-че Баба-Калана:

— А что, эмирши-сладкоежки очень красивые?

Баба-Калан не отвечает, но он не спит. Его очень заботит все, что касается народного восстания — битвы у стен Бухары. Он побывал сегодня в сотнях мест. Он разговаривал со многими людьми, и кто-кто, а он уж отлично знает во всех подробностях о событиях сегодняшнего дня. И особенно мучит его вопрос: «Где сейчас эмир? Во дворце ли он? Что он делает?».

Баба-Калан не может заснуть. Он перебирает в памяти все, что произошло за сегодняшний день.

Мечом всех языков

Я искрошил свою печень.