Вверх по течению

Вокруг располагался прелестный парк в «диком стиле», по которому свободно бродили ручные косули, вымогавшие у всех гуляющих подачку, обычно в виде подсоленного хлеба или печенья. Если не дать, то может такая зараза и боднуть. А рожки у них острые. Или укусить… Спасались от них в беседках — туда копытные рэкетиры опасались заходить. А прибить их рука не поднималась из-за уважения к принцу.

Вежливый, вышколенный персонал офицерского госпиталя здесь также имел своеобразный отдых от госпитального конвейера. По очереди. Месяц через месяц. Постоянными были только завхоз с небольшой командой истопников, дворников, поваров и прачек и начальник санатория.

За парком располагался загородный дворец кронпринца с сокращенным персоналом — многие на фронте. Егеря — так все.

В моей комнате нас двое. Я и мой денщик — гвардии старший канонир Тавор Горлеш. Он из первой команды «шпального» шушпанцера. Ох и материл он при мне его изобретателя на чем свет стоит. И холодно в бронепоезде, и дышать нечем — дымно, гарью несет, и уши болят, и вооружение инвалидное. Заодно поведал мне про краткий боевой путь первого в этом мире БеПо.

— Всего три боя у нас было, командир. — Это я настоял, чтобы он ко мне так обращался, ибо слишком длинный у меня теперь титул, пока выговоришь, забудешь, что сказать хотел. — Как по шаблону. Выскочили во фланг царцам и давай лупить по ним из всего, что у нас есть. В том числе и из винтовок. Как боеприпас кончился — отход. Каждый раз на одном и том же месте. Вот на третий раз они там батарею и поставили на обратном скате так, что ее с пути нам не видать. Попали в поезд всего раза три или четыре. Но нам хватило — все же пять дюймов, командир, это пять дюймов. Тем более не шрапнели, а бризанта. Уважительный снаряд, я вам скажу. Командира нашего в его высокой будке первым делом ухлопали, упокой его ушедшие боги. Неплохой человек был. Не злобный. Механик с паровоза сам догадался задний ход дать и тем всех оставшихся спас. А то бы всем нам там хана настала.

Я сижу в беседке, в удобном кресле на колесах, закутанный в тулуп, свежий воздух вдыхаю. Он тут вкусный. Особенный. Напоенный ароматами ранней весны, когда солнышко уже припекать стало, а снег только-только начал таять под ним. Небо уже ясное. Весеннее.

Четвертый день как я тут. Уже потихоньку ходить начал. С помощью Тавора. Рана моя почти зажила — так, нашлепка бинта на пластыре еще осталась. В основном меня раскармливают по особой диете и глюкозу колют. Отхожу я от тюремного заточения. И все удивляюсь волнам собственной судьбы, что бросает меня то вверх, то вниз, а то опять вверх. А ведь желание мое было просто отсидеться на полигоне всю эту чужую войну. Пусть в скуке, пусть в глуши… Не вышло.

Забыл я, что инициатива в армии наказуема. Кто предложил — тот и делает. Так что пора Тавора отправлять в мою полигонную избу за чертежными принадлежностями. Бронепоезд рисовать для короля. Нормальный, стальной. Не слезет с меня король, раз оседлал, не тот он человек. Не захочешь вспоминать — напомнит ненавязчиво.

Только сейчас от меня ушел майор из Ольмюцкой гвардейской артиллерийской дивизии особого могущества. По приказу короля он рассказал мне о их славном боевом пути. Попутно про себя удивляясь, кто я такой, что король ко мне целого майора в качестве кота-баюна посылает, — это у него прямо на роже написано было.

Нормально они воевали. Тут мне даже подсказывать было нечего, все они сами как надо придумали. Понастроили от основного пути кольцевых веток, по которым вели горизонтальную наводку тяжелых орудий самой платформой. А вперед высылали корректировщика с телефонным аппаратом. Вдоль всего железного пути от фортов до города теперь кабель телефонный прикопан. Через определенное расстояние будочка, где подключиться к нему можно, ну и дальше — «барышня, две тыщи две нули». И основному движению они так не мешали совсем. Умные люди.

Сейчас встану, пойду на ужин. А на ночь Тавор мне будет «тискать рóман» про княгиню Милолюду, основательницу династии ольмюцких Бисеров, которая, оставшись без мужа с малолетними детьми на руках, сама взяла в руки меч и повела народ против соседей, раскатавших губу на ее земли. Время было такое: все против всех — средневековье. А уже ее сын, Бисер Великий, окончательно всех покорил и стал первым ольмюцким королем. Княгиня сама короновала его перед своей смертью. Оттого даже в самые темные средние века в этом королевстве народ больше воли имел, чем где бы то ни было, кроме совсем свободных горцев, что короли на него всегда опирались в злую годину — и против захватчиков, и против зарвавшейся собственной знати. И в империю королевство это вошло как конфедерат, имеющий право выбирать императора, а не нагнутый вассал.

И вот так каждый день. Немного пройдусь по парку, и голова кружиться начинает. Тогда денщик подкатывает кресло, которое возит за мной, и катит меня на нем в облюбованную беседку.

Там меня, щурившегося на теплые лучи яркого, уже слегка пригревающего солнышка, и застали новые посетители. Не заметил я, как задремал, разомлевши.