Вверх тормашками в наоборот-3

Он не суетился. Только глаза стали глубже. Ободряюще сжал мою ладонь и прислушался. В такие мгновения кажется, что слух у него где-то внутри – в каких-то неведомых глубинах, куда долетают малейшие шорохи.

– С ними всё хорошо. Пойдём, – тянет Геллан меня за собой. Он не знает, куда нужно идти. Останавливается, будто нюхает воздух, идёт не глядя, по наитию. Он улыбается, почти незаметно, но я уже хорошо знаю, когда это происходит: чуть мягче черты лица и уголки губ проступают отчётливее.

Мы ныряем в неприметную щель. Внутри – пещера, поменьше той, где мы остановились.

– Здесь ещё один сосуд, слышишь?

Теперь слышу: шумит вода. Негромко. Не журчание, но очень близко. Скорее, бурлит, словно кто-то тяжело дышит. У подземного источника – наша пропавшая троица. Гай смеётся и плещется в воде. Бело-мраморный мальчик, как статуя, вырезанная гениальным скульптором. Темные волосы и глаза контрастируют с этой неестественной бледностью, но малыш так красив, что первоначальное впечатление смазывается, стирается, остаётся только восхищение. Нотта смотрит на Гая с такой любовью, что хочется попятиться, спрятаться. Подглядывать, не выдавая своего присутствия, но нас уже заметили.

Айбин поворачивает голову и смотрит, улыбаясь на нас с Гелланом.

– Я так и знал, Дара, что ты нас найдёшь.

– Это не я, – возражаю, но Айболит лишь головой качает.

– Никто бы нас не хватился. Только ты в такой суматохе смогла вспомнить, что кого-то не хватает, – он сидит, сгорбившись, водит рукой по краю естественной впадины, где бурлит источник. Вверх поднимается пар: в этом месте не так тепло, как там, где мы обосновались. – Вода – наша стихия. Моя и Гая. Хоть мы и не можем полноценно принадлежать ей, как люди. Но черпать энергию – вполне. Гай растёт. И если уж мы приучаем его добывать иную пищу, а не кровь, то не мешает постепенно учить мальчишку искать и находить желаемое.

Я почему-то не могу удержаться от жалости. Не к Гаю – ребёнок так очарователен, что больше стоит переживать, как бы мы его не избаловали. Я жалею Айболита. Он такой усталый и поникший. Словно потерянный. Рука так и тянется пригладить его лохмы, но я сдерживаюсь.

– Не надо, – улыбается мне кровочмак, а я не понимаю, то ли просит не жалеть, то ли не гладить. Айбин поднимается и протягивает паучью лапку к Геллану: – ты одолжишь мне плащ? Ненадолго.

Геллан молча снимает добротную вещь с плеч и отдаёт Айболиту. Проворные лохматые руки хватают добычу. Это и грустно и смешно – смотреть, как он кутается в Гелланов плащ. Всё равно что маленькая птичка путается и теряется в складках, как в сетях ловчего.

Вначале я ничего не понимаю, только чувствую, как судорожно сжимает рука Геллана мою ладонь, а затем и сама теряюсь в ощущениях, что накрывают огромной волной, способной с ног свалить. Но я держусь. И имя этой соломинке – рука Геллана.

Айбин начинает расти. Медленно, постепенно, будто раскручивается туго сжатая спираль. Это похоже на замедленную съёмку, когда показывают, как растёт цветок: вот проклёвываются любопытные семядоли, вот отлетает в сторону шелуха, вот распрямляются листья, тянется стебель, появляется бутон, а потом разворачиваются один за другим нежные лепестки.

Здесь то же самое: маленькое нелепое чудовище, лохматое и несуразное, постепенно превращается в прекрасного принца. Он высок, выше Геллана. Он строен. Он чем-то смахивает на Гая, но нет в его чертах детской мягкости. Высокий лоб, офигенные скулы, такой по-мужски крепкий, квадратный подбородок. Волосы густыми тёмными прядями падают на плечи. Прямые, но жёсткие, со здоровым матовым блеском.

Я не вижу его тела – только лицо, шею да красивые кисти рук с длинными гибкими пальцами. Вскрикиваю от избытка чувств. Где-то там мне вторит Нотта. Счастливо смеётся Гай и бьёт ладонями по воде, поднимая в воздух тысячи брызг. Но мы сейчас ни на что другое смотреть не можем. Только на Айбина.

У него те же глаза: удивительно притягательные, немного насмешливые. Сверкают из-под ресниц и тяжёлых век. Он не светится, как Гай в ночи, нет. Но кожа его – радужное многоцветие: переливается, меняется ежесекундно, будто вода течёт. На это можно смотреть бесконечно. Гипнотический удар по мозгам, пошелохнуться тяжело, вздох сделать невыносимо сложно. Я даже не пытаюсь тряхнуть головой, чтобы отогнать наваждение. Хочу смотреть на вот такого Айбина вечно.

– Теперь ты настоящий? – губы меня плохо слушаются, когда я спрашиваю.

– Да. Это моя истинная ипостась.

– Мне кажется, вам и охотиться ни на кого не нужно было, – всё же постепенно прихожу в себя. – Жертвы небось сами падали в ваши объятия и шею безропотно подставляли.

Айбин улыбается и смыкает ресницы. Наслаждаясь, потягивается, расправляет плечи и, застёгивая плащ, раскидывает руки в стороны.